Геннадий Левицкий - Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора

Один за другим, они безропотно подтверждали самые страшные обвинения в адрес Великого магистра и ордена Храма. Тамплиеры должны были приблизиться к писцу и заверить подписью свои показания. С первым же рыцарем возникли проблемы. Нет! Он не был против завершения акта оговора; просто истерзанные ноги отказывались держать его тело, а тем более, передвигать по залу. После небольшой заминки каждому начали подносить пергамент, который следовало подписать.

«Так вот для чего им оставили один глаз и правую руку!» – догадался магистр.

Несчастные братья иногда прятали единственный глаз от своего магистра, иногда бросали виноватый взгляд, но глава ордена понимал их:

– Братья, прошу простить, если виновен в чем-либо перед вами, и вас прощаю за все, что совершили по своей и не по своей вине, и за то, что еще сможете совершить, – смиренно произнес Жак де Моле. – Мир вам!

Гийом де Ногаре поморщился, осмысливая: полезны ему или вредны слова Великого магистра. Впрочем, размышлял он недолго. Одного пронзительного взгляда на поверженного врага было достаточно, чтобы постигнуть: Жак де Моле перед лицом братьев не сможет признаться в «страшных грехах». Наоборот, канцлер опасался, как бы магистр своим вмешательством не повернул вспять процесс «раскаяния».

– Вижу, тебе, Жак де Моле, не слишком приятно слушать откровение братьев. Я избавлю тебя от печального зрелища, которое обещает стать по-настоящему страшным, – произнес Гийом де Ногаре и подал знак страже.

Сержант подошел к магистру и приказал:

– Следуй на выход!

Не дожидаясь, пока Жак де Моле поднимется, могучий стражник схватил его в охапку и потащил к двери. В коридоре тамплиер, сдавленный мощными руками, словно железными тисками, прохрипел:

– Не надрывайся напрасно, воин. С ногами у меня все в порядке, а тебе придется еще носить многих братьев.

– Хорошо. Только поживее переставляй ноги, – потребовал стражник и разжал руки.

Тамплиер вздохнул полной грудью и, чтобы не злить сопровождавшего, добрым шагом направился к месту своего заточения. В дверях Жак де Моле на мгновение замешкался и получил сильный удар в спину. Старик пролетел через всю темницу, ударился головой о противоположную стену и обмяк на сыром полу.

Великий магистр некоторое время лежал в забытье. Наконец, сознание вернулось к нему. Он попробовал пошевелиться, острая боль в затылке сказала, что лучше этого не делать. Продолжая лежать, Жак де Моле открыл глаза. Над ним стоял тощий человек в дорогом плаще с королевским гербом на плече. Бледное лицо с красными звериными глазами скорчилось в презрительной дьявольской ухмылке.

– Что, магистр, споткнулся о порог? – произнесло подобие дьявола ехидным каркающим голосом. – Не все ж тебе ходить с высоко поднятой головой, иногда надо смотреть под ноги.

Жак де Моле промолчал.

– Не желаешь со мной разговаривать? – угрожающе насупился канцлер.

– Что тебе угодно, Гийом де Ногаре? Прости, что отвечать придется лежа – по милости стражника я едва могу пошевелиться.

– Ничего, можешь лежать. Я ненадолго, всего лишь хочу сделать доброе дело для тебя и твоих братьев.

– Ты и доброта – вещи слишком разные. Прости, поверить не могу.

– Я добр ко всем, кто меня слышит, постарайся, чтобы мои слова дошли и до твоих ушей. Ты видел, какие страдания претерпевают эти несчастные люди, прежде чем признаются в своих грехах.

– Так перестань их мучить, если вознамерился сотворить добро, – посоветовал тамплиер.

– Я бы с удовольствием… Но добиться правды от упрямых грешников можно только таким способом.

– Правды?!

– Она у каждого своя. Тот, кто сегодня сильнее, того правда и будет торжествовать. Надеюсь, ты понял, что я добьюсь цели любой ценой, а по-другому быть не может. Между нами была война, и ты проиграл, магистр; детище Гуго де Пейна должно обратиться в прах. Tertium non datur. Даже если б я захотел все вернуть обратно, то не смог бы. Ведь никто не оживит десятки умерших от пыток тамплиеров, но оставшихся в живых еще можно спасти.

– Была не война, а предательский удар в спину. Так расправляются со своими жертвами ночные грабители.

– Нет, Жак де Моле, то было внезапное нападения, которого ты не ждал. Много лет, шаг за шагом, я шел к событию, которое свершилось 13 октября; день за днем, в глубочайшей тайне, по всей Франции готовилась решительная битва с тамплиерами, – в бездушных глазах канцлера вспыхнули искры страсти, но столь же скоро погасли. – Впрочем, ты не оценишь величие моей победы, а потому вернемся в день сегодняшний. У тебя, магистр, есть возможность сохранить множество ног, которые ожидают испанского сапога, множество ногтей могут не коснуться пропитанные кровью щипцы палача, многие тела не задымятся от раскаленного железа. Ты можешь спасти от страшной смерти сотни заблудших братьев.

– Что ты хочешь от меня? – вновь спросил Жак де Моле. Его ужасная головная боль не располагала к беседе, и тамплиер желал лишь поскорее избавиться от неприятного гостя.

– Немногого, – пообещал канцлер. – Только признания в грехах, о которых уже рассказали твои братья.

– В своем ли ты уме, Гийом де Ногаре?! Ты желаешь, чтобы я признался в гнусностях, о которых братья впервые узнали от палачей. Нечеловеческая боль заставила их подписать все, что было предложено твоими подручными. Я не осуждаю не выдержавших пыток, но их путем идти не желаю. Зови своих палачей, если считаешь, что недостаточно поиздевался надо мной.

– Ты уверен, Жак де Моле, что сможешь выдержать любую пытку? – Звериный оскал канцлера должен был означать улыбку.

– Для меня самое страшное уже случилось. Орден разгромлен, мечты о возвращении Гроба Господнего похоронены вместе с ним. Для чего мне дальше жить?

– Не торопись умирать, магистр. В твоей власти, как я уже сказал, судьба несчастных братьев. Их может спасти сущая мелочь – твоя подпись под документом, который уже заготовлен.

Подлый шантаж умерил решимость Жака де Моле. Увы! Речь шла не о его жизни, которой магистр перестал дорожить.

– От тебя не потребуется красноречивого рассказа о поклонении Бафомету, – продолжил речь Гийом де Ногаре. – Ты всего лишь признаешься в том, что при вступлении в орден Храма ты отрекся от Христа – вопреки своему желанию. И еще, согласно сложившейся традиции, ты должен был плюнуть на крест, но ты постарался, чтобы плевок улетел в сторону. И это немногое сохранит жизни сотен твоих братьев.

– Но это ложь! – возмутился Жак де Моле, однако последующие размышления заставили поникнуть его голову. Трагический выбор столь же скоро укротил пыл справедливого возмущения. Он тихо произнес: – Я не смогу совершить неслыханное кощунство, не могу даже в мыслях признаться, что отвергал Господа… Такое невозможно…