Владимир Москалев - Мудрый король

Что поделаешь, Маргарита не имела своих детей, хотя была уже далеко не молода. Ее единственный ребенок от Генриха Молодого родился недоношенным и умер спустя три дня. Роды оказались трудными, она так мучилась, бедняжка! И вот результат… Сколько слез было пролито ею возле маленького гробика – одному Богу известно. Еще больше слез – когда молилась о новой беременности. Но Бог не услышал ее молитв. Видно, тяжелые роды сделали ее бесплодной.

И ни один из троих игроков в этот день не видел, как веки несчастной Маргариты наливаются слезами, и не знал, что сердце ее разрывается на части при виде ребятишек. Глядя на них, она подумала, что, если бы тогда ее малютка Готье не умер, ему было бы уже 9 лет, и он так же сидел бы сейчас на ковре и бросал свои каштаны…

Она заплакала – тихо, по-женски, роняя слезу за слезой. Потом вышла и направилась по коридору. Куда? И сама не знала. Гарт тем временем разыскивал ее. Увидев его, она бросилась ему на грудь и забилась в рыданиях.

– Что с тобой? – спросил он, держа ее в своих сильных руках.

Она подняла к нему заплаканное лицо.

– Я была у детей… видела, как они играют… Понимаешь меня?

Гарт молча глядел на нее. Он все понял. Но слов не находилось, да и не нужны были они.

– Я искал тебя, Марго. Сегодня Сен-Жерменская ярмарка. Твой брат не бросает слов на ветер, – сделал то, что обещал. Идем, я куплю тебе ожерелье или что-нибудь другое, на твой выбор. Что тебе хочется?

– Я хочу малыша… Я хочу быть матерью, Гарт!

– Не отчаивайся. Ты еще сможешь родить.

– Мне уже двадцать восемь. Кому нужна такая старуха?

– Филипп хочет выдать тебя замуж.

– Я знаю. За венгерского короля. Но мне нужен ты, а не он. Уговорим брата, может, он нас обвенчает?

– Не сходи с ума. С какой стати ему выдавать свою сестру замуж за меня? Ведь я не принц и не король. Что есть брак? Прежде всего – союз двух сеньорий. К тому же он уже дал слово.

– Мне остается только подчиниться, – тяжело вздохнула Маргарита, вытирая платком остатки слез.

– Не стоит раньше времени сгущать красок: как знать, не станешь ли ты счастливой с новым мужем.

– Значит, мы больше уже не увидимся с тобой?

– Ты ведь станешь королевой. Кто помешает тебе навестить своего брата, короля Франции? Только тогда ты уже не будешь свободной, моя Марго, и нам останутся лишь воспоминания о нашей любви.

– Ты подаришь мне какую-нибудь вещицу, Гарт, она будет напоминать мне о тебе. Впрочем, и без нее я не смогу тебя забыть.

– А сейчас идем на ярмарку.

– Возьмем с собой детей, мне будет так приятно с ними.

И Маргарита побежала в детскую комнату.

Услышав про ярмарку, дети захлопали в ладоши и, взяв за руки Робера, заплясали на месте. Раймон сразу же поставил условие:

– А мой папа? Я без папы не пойду.

Вошел Гарт, и сын бросился к нему, а потом объявил, что они пойдут все вместе. Настала очередь Эрсанды.

– Я тоже не пойду без папы. Почему это Раймон с папой, а я нет? Робер, иди скорее и разыщи моего отца.

Вот так просто, по-детски, оба ребенка обращались к Роберу, хотя ему было уже 19 лет и он носил рыцарские шпоры.

– Где же я стану искать брата Герена? – с удивлением развел руками Робер. – Разве только у короля? Но кто меня пустит в королевские покои?

– Ну Робер, миленький, ну пожалуйста, – стала умолять Эрсанда, – ты ведь знаешь, как я люблю тебя, а поэтому не можешь не исполнить моей просьбы.

Взрослые переглянулись и дружно рассмеялись. Роберу же ничего не оставалось, кроме как отправиться на розыски Герена. И вскоре он его привел вместе с королем.

– Ура, мой папа пришел! – радостно вскрикнула Эрсанда и бросилась к Герену, совсем не обращая внимания на короля Франции.

Филипп, улыбнувшись, только покачал головой, и вскоре все они, сопровождаемые придворным обществом, покинули дворец.

До недавнего времени право открывать ярмарку и пользоваться доходами с нее принадлежало парижской лечебнице для больных проказой, что близ предместья Сен-Дени. Право это дал ей еще Людовик Толстый. Филипп, не усмотрев в этом выгоды для королевской казны, перенес ярмарку ближе к дворцу, а лепрозорию (проще говоря, лечебнице) даровал из доходов столичного превотства 300 ливров годовой ренты. Но тут предъявил свои права на доходы от ярмарки аббат монастыря Сен-Жермен. Территория, дескать, принадлежит аббатству и, поскольку торжище король устроил чуть не под самым его носом, то и доходы с него, естественно, должны идти в монастырскую казну. Филиппу это не понравилось, и он послал аббата ко всем чертям. Тот пообещал пожаловаться папе. Не желая обострять отношений со Святым престолом, Филипп предложил аббату сделку: 20 процентов доходов с ярмарки идут в аббатство, остальное – в королевскую казну. Аббат замахал руками: он не согласен на такие условия, но его устроил бы дележ поровну.

– Вы, святой отец, как видно, не понимаете, что двадцать процентов – это весьма неплохая для вас сумма, – ответил король. – К тому же, мне кажется, вы проявляете чрезмерную скаредность. Вспомните заповедь Иисуса: «Люби ближнего, как самого себя». А что свойственно любви к ближнему? Искать не своих выгод, но выгод другому к пользе душевной и телесной. В данном случае речь идет о пользе для города Парижа, а значит, для всего королевства.

– Да, но процент мал, – багровея, произнес аббат, – мне кажется, король мог бы увеличить цифру… К тому же, если мне не изменяет память, аббатство Сен-Лазар пользовалось доходами с ярмарки, ни с кем не делясь. Такую привилегию даровал ему еще ваш покойный дед.

– Которого звали Толстым? Что скажешь по поводу такого его решения, Гарт? – повернулся Филипп к бывшему канонику.

– Сказано в Писании: «Как дым изгоняет пчел из улья, так обжорство изгоняет совершенство ума», – ответил Гарт.

– Настали другие времена, святой отец, теперь король не Людовик, а его внук, – молвил Филипп, – и он объявил вам свое королевское решение.

– Но это земля аббатства, и все, что на ней находится, принадлежит Церкви, – затянул старую песню аббат.

– Значит, не желаете иметь свой процент с прибыли? – гнул его молодой король. – Что ж, тогда я перенесу ярмарку в город или туда, куда не дотянется ваша рука. Это будет, скажем, предместье Сен-Жерве близ гавани тамплиеров, моих друзей. Уж они-то, уверен, будут покладистее.

И он собрался уходить, но аббат преградил ему дорогу.

– Его величеству не найти места лучше, чем близ моего аббатства, – горячо заговорил он, – а поскольку речь идет о доходах королевской казны, то Церковь согласна пойти на уступки и взять себе только тридцать процентов.

Филипп обернулся, посмотрел на Гарта.

– «Желающий творить добро получает силу от Бога творить оное во всяком месте», – изрек его верный помощник.