Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

Фродоин возвращался вместе с гвардейцами под печальное гудение колоколов, на покрытом грязью коне, и никто его не приветствовал. Выжившие разнесли весть о случившемся и о том, как епископ, рискуя жизнью, пытался предотвратить битву. Скомканную митру он держал в руке, шелковый плащ был грязен и изодран.

Прелат заставил себя провести в соборе мессу; прихожане собрались во множестве, включая и тех, кто придерживался мосарабского ритуала. Фродоин несколько раз терял сознание, и заканчивать службу пришлось Сервусдеи. Произнести проповедь епископ тоже не смог: после пережитого ужаса он не находил слов и просто отпустил прихожан по домам.

Фродоину хотелось побыть одному. Он повелел всем уйти из собора и свернулся на каменной плите, в полумраке глядя на свои трясущиеся руки. Ему казалось, что эта дрожь никогда не прекратится.

Он покинул собор уже глубокой ночью и на неверных ногах поплелся к своему дворцу. И в эту минуту открылась дверь во дворец Годы. Внутри было темно. Фродоин не видел свою любовь на мессе; не зная, что и думать, он шагнул внутрь.

В первом зале горел простой глиняный светильник на две свечи. И стояла женщина в траурных одеждах. Она ждала его молча.

– Года… – Епископу хотелось поделиться своими подозрениями о смерти графа Уржельского, но мысли не складывались в слова. И не было больше сил.

И тогда женщина подбежала к нему, обхватила лицо ладонями и покрыла поцелуями его лоб, глаза, нос, губы. Фродоин разрыдался – этот плач давно копился внутри, и Года целовала эти слезы, мешавшиеся с ее собственными.

Война – это ведь всегда конец и опустошение, войны оставляют раны такой глубины, что под ними рубцуются старые обиды и оскорбления. В последние дни Года была охвачена животным страхом: она боялась, что никогда больше его не увидит. Ей уже рассказали, как Фродоин вел себя на поле битвы, и теперь женщина гладила его спутанные волосы, не переставая со смесью гордости и боли целовать и рассматривать его лицо.

– Я хочу, чтобы ты знал, Фродоин. – Она назвала его по имени впервые за много лет, а пальцы ее сновали по его щекам, стирая слезинки одну за другой. – В ту ночь, когда пришел Бернат, я приняла бы такое же решение… – Голос ее задрожал, но Года сумела продолжить. – Он избивал меня, унижал, и все эти годы я винила тебя. Но если бы ты меня защитил, сейчас, возможно, не было бы ни тебя, ни Арженсии, ни меня. Все, чего мы достигли, включая и эту непроигранную битву, началось в ту ночь… Твое трусливое молчание и отметины на моей коже сегодня обретают смысл.

Епископ снова обессилел и упал на колени в кольце горячих рук – он считал ее объятия потерянными навсегда. На него разом обрушилось беспощадное осознание, что прошлого не вернуть, и водопад любви, которая приходит с прощением.

– Пойдем, Фродоин. – Она помогла ему подняться.

Года молча провела священника в маленькое помещение рядом с садом. В центре стояла мраморная ванна, по виду – очень древняя.

– Мой прадед откопал ее на месте римских терм.

Над водой поднимался пар, Фродоина обволакивал сладостный аромат роз. Года смотрела на него влажным взглядом, когда раздевала и подталкивала к горячей воде. Оба молчали, и епископ почувствовал, как вместе с кровью и грязью с него сходит тяжкий груз, годами давивший на грудь. И он обрел мир.

Наутро часовой графского дворца прибежал с докладом к виконту Асториусу. Тот немедля выглянул в окно и увидел Фродоина, который осторожно выскользнул из дворца Годы. Увиденное подтвердило давние слухи об их запретной связи, которую Дрого де Борр в свое время не смог доказать. Асториус плутовато улыбнулся. Наконец-то маркграф получит возможность избавиться от своего соперника на этой земле, а сам виконт получит щедрую награду.

Фродоин шел по темным барселонским улицам в простой тунике и шерстяном плаще. Он даже не надел епископское кольцо. Был канун Рождества, но он перепоручил Сервусдеи всю подготовку к праздничной вигилии и рождественской службе, которая начнется через несколько часов. Епископ отклонил и приглашение Годы на торжественный ужин в ее дворце, на котором дама знакомила графиню Эрмезенду и ее детей с готской знатью. Беллониды приехали под вечер в сопровождении Изембарда и других рыцарей, и в городе их почитали героями.

Для епископа это был особенный вечер. И он хотел разделить его с теми, кто поверил в него еще тогда, когда он приехал из Нарбонны молодым священником – неопытным и чересчур самонадеянным.

Совесть Фродоина тяготили шесть сотен мужчин, погибших в сражении с Мусой из Льейды; многие умерли не сразу, а после долгой агонии. Калеки сделались обузой для семей. В Барселоне снова появились пустые дома и заброшенные посевы. Запасы зерна и скот ушли на более чем двухмесячное содержание войска. В Барселоне и малых городках Марки потухли сотни очагов.

К счастью, усилия переговорщиков, посланных Сервусдеи и Жорди, не пропали даром, вали и сам кордовский эмир воздержались от дальнейшего вмешательства в их дела, и военные действия приостановились. В ближайшем будущем столкновения было не избежать, но Марка осталась Маркой.

Со дня сражения епископ безостановочно размышлял, стараясь разгадать мотивы Берната из Готии, но так ни к чему и не пришел. Несколько дней назад в Барселону добралось известие, что королева Ирментруда скончалась шестого октября в аббатстве Шель. Опечаленный Фродоин отслужил мессу за упокой ее души: он лишился влиятельного союзника при дворе.

Священник прошагал мимо колонн Миракля и вздохнул. В этот вечер он мечтал устроить себе передышку и выкинуть из головы все проблемы.

В морозный вечер деревянные окна гостиницы были закрыты, но сквозь ставни пробивался свет. Когда епископ вошел, в таверне воцарилось молчание и сидевшие за длинным столом в изумлении поднялись со скамей.

– Пожалуйста… – попросил Фродоин, и горло его сжалось от нежности. Он даже поднял руки, чтобы все увидели, что он пришел без кольца. – Позвольте мне в этот вечер побыть одним из вас.

– Хоть в митре, хоть без митры – вы у себя дома, – ответила Элизия, сидящая во главе стола со спящим Гомбау на руках.

И Гальдерик тотчас освободил для него место рядом с хозяйкой. Фродоин посмотрел на угощение: оленина, тушеные овощи, колбасы, фруктовые компоты и фаршированная птица. Даже в епископском дворце ему не предложили бы такое роскошное пиршество. Для Элизии этот вечер тоже был особенный: и для праздника, и для слез накопилось немало поводов, и Изембард наконец-то был рядом, женщина до сих пор не могла в это поверить и дрожала от счастья. Четырех лет разлуки как будто и не было, и Элизия снова чувствовала себя живой.