Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

Гали, по счастью, успел исчезнуть, не попрощавшись, но Элизия понимала, что он просто испугался Изембарда. Муж ее помогал Дрого де Борру, которого рыцарь из Тенеса ненавидел больше всех на свете. Для Элизии отсутствие супруга в этот вечер явилось большим облегчением.

Рядом с хозяйкой сидели Жоан, Леда и их дети. Гальдерик вышел из битвы целым и невредимым благодаря опеке старшего, Сикфреда, которого ранили в ногу; Сикфред поправился, но хромота останется у него до конца дней. Ла-Эскерда так и стояла пустой, но земли, полученные в априсий, все равно принадлежали семье, и Жоан с Ледой решили туда вернуться уже через несколько дней, чтобы не лишиться нажитого. Фродоин пообещал расширить их надел.

Одновременно праздновали и возвращение Эммы с мужем. Служанка рассказала, что ее поймали за городскими стенами и держали в пещере, где она кормила грудью девочку нескольких месяцев от роду, смугленькую и с ярко-голубыми глазами, и так продолжалось несколько недель. Но однажды, рассказывала Эмма, в пещеру зашли пастухи, и она позвала на помощь. Солдаты, которые ее сторожили, вырвали у нее из рук малышку, во время драки девочка упала на камни и перестала плакать. Солдаты принялись избивать Эмму, но пастухи вступились, вытащили свои пращи, и Эмма сумела убежать. Пастухи проводили ее в город. Молодая женщина до сих пор не пришла в себя после похищения. А малышка, возможно, погибла. Фродоин связал концы истории в одну нить: девочка – это, по всей вероятности, Санса, дочь Ротель и Малика. За нее отслужат мессу. Изембард, узнав о случившемся, плакал по своей племяннице так горько, как будто она умерла. Когда узнает и Ротель, ярость и боль навсегда погубят ее душу.

За длинным столом нашлось место и для капитана Ориоля, и для Дуравита с его молодой женой Беатриу, и для других семей, которые когда-то вышли из Нарбонны, а теперь нашли себе работу на постоялом дворе. Фродоин поздоровался со всеми и поблагодарил каждого и наконец добрался до Изембарда.

Молодой рыцарь из Тенеса был высоко ценим во всех графствах Марки, но без земель и замка звезда его грозила скоро закатиться. Если Изембард хочет вернуть славу своему роду, он должен породниться с благородным, влиятельным семейством, которое предоставит ему богатство для поддержания рыцарского статуса.

Ни о чем таком Изембард не помышлял, украдкой поглядывая на Элизию. В суматохе они едва смогли обменяться парой слов, но он не собирался покидать Барселону, не узнав, осталась ли в ее сердце хоть искорка любви. Отсутствие Гали сильно ему помогало – Изембард не знал, как поступил бы, окажись перед ним этот плут. Молодой человек сильно переменился за последние четыре года.

За столом царило всеобщее радушие. Этих людей объединяли смерти и потери – а еще удачи и радости. Они сделали Барселону своим домом, и им было что рассказать друг другу. Вот почему Фродоину хотелось отпраздновать Рождество именно в этой компании.

Элизия заботилась, чтобы никто за столом не предавался печали, особенно Леда, в семье которой случилось столько несчастий. Истории лились рекой, и время протекало незаметно. Когда трапеза подошла к концу, хозяйка уложила Гомбау спать и вернулась в зал с улыбкой на лице.

Гости расселись вокруг камина, в котором пылало особое рождественское полено; Элизия вытащила бочонок крепкой настойки на виноградных косточках.

– Единственное, о чем я жалею, – это что никто не узнает правду об этой битве, – вздохнул Сикфред, глядя на епископа. – Сарацины расставили нам ловушку, и мы выжили только благодаря Изембарду и его коннице. Маркграф сбежал!

– Знать играет по своим правилам, – поддакнула Элизия.

– Он не сдержал своего обещания!

– Не говори так в присутствии епископа, сынок, – всполошилась Леда.

– Сикфред прав. История состоит из лжи, – согласился Фродоин.

– Но это же несправедливо! – выкрикнул Гальдерик.

– Беллониды вернулись – вот что сейчас важно, – возразил Изембард.

– Графство снова вступило в пору потрясений, – заговорил Фродоин. – С появлением наследников графа Сунифреда раздоры между готской и франкской знатью только усилились.

– После трусости, явленной Бернатом на поле боя, Беллониды могут претендовать на его титулы в Марке, – вступил в разговор Жоан.

– Этого не случится, – заверил Изембард. – Маркграф наверняка изложил при дворе свою версию, совершенно отличную от того, что было на самом деле.

Элизия, казалось, не принимала участия в общей беседе. Она сосредоточенно подливала настойку в бочонок. И вдруг она заговорила, как будто дело было яснее ясного:

– В этом вы все ошибаетесь. Подлинная история – это та, которую чаще всего пересказывают.

Епископ задумался, а потом ехидно прищурился:

– Что ты имеешь в виду, Элизия?

– Что, например, рассказывают о Карле Великом?

– Он был высок и крепок как дуб. Неукротимый в битве, отмеченный печатью Господа.

– А если это был хитрый коротышка, заискивающий перед папой ради императорской короны? А что рассказывают о легендарном мавре Мусе Великом, о том, что недавно умер?

– Это был гот, перешедший в ислам, иными словами – муваллад, – ответил Изембард, пожиравший Элизию глазами. – Он не имел равных в битве, и его называли ужасом Испании.

Хозяйка «Миракля» улыбнулась; ей тоже было нелегко отвести взгляд от рыцаря, к великой печали Ориоля.

– Запоминается вовсе не хроника, которую пишут монахи, – эти пергаменты пылятся в забытых монастырях. – Элизия принесла бочонок и щедро наполнила деревянные кубки. Она хитро улыбнулась епископу. – Реально то, о чем рассказывают хуглары и барды. Их песни разносят повсюду и повторяют долгие годы. Вот что остается в истории, хотя бы это и не было правдой.

– Что ты задумала, Элизия? Мы все знаем, что означает такой вот твой взгляд.

– Для человека знатного позор хуже, чем смерть. – Дрого разрушил ее таверну и унизил ее при других мужчинах. Бернат был милостив к ней, но надругался над ее подругой Годой. Это были незакрытые счеты. Женщина допила до дна свой кубок и закашлялась. – Я знаю, как уязвить его гордость.

– Иногда ты меня пугаешь, милая, – прошептала Леда, вытаращив глаза.

– В «Миракле» останавливаются хуглары, лицедеи и барды, которые странствуют по свету, выступают во дворцах и на площадях. Они перенимают истории друг у друга и все преувеличивают, чтобы их рассказ поражал воображение. Эти артисты всегда ищут что-то новое: битвы, турниры, альковные приключения… Но наибольшим успехом пользуются все-таки истории о позорных делах власть имущих.

Фродоин смотрел на Элизию с испугом. Осмеяние перед публикой всех сословий в конце концов окажется сильнее любой истории, которую Бернат или он сам изложат в Нарбонне и Реймсе. Предложение хозяйки «Миракля» было столь же простым, сколь и коварным.