Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

В июне 860 года мирный договор, заключенный в Кобленце, позволил четверым Каролингам, потомкам великого императора, заново поделить земли Священной Римской империи. Карл Лысый, сын Людовика Благочестивого от второго брака, оставил за собой Францию, а Людовик Немецкий, сын Благочестивого от первого брака, получил Германию к востоку от Рейна. Людовик Второй, сын покойного Лотаря Первого, отправлялся в Италию с сохранением императорского титула, а его брату Лотарю Второму досталась Лотарингия – широкая полоса земли от Северного моря до самых Альп.

Пипин Второй, сын Пипина Первого и племянник Людовика Благочестивого, который всегда отличался скверным характером и враждебным отношением к своему дяде Карлу, лишился Аквитании и нашел пристанище в бретонских землях.

Однако равновесие снова нарушилось в тот год, когда Лотарь Второй прогнал свою жену Теутбергу, представительницу знатного рода Бозонидов, к тому же близкую подругу Карла Лысого. Франкская знать почувствовала себя оскорбленной. И между Каролингами опять завязалась усобица, и началось передвижение войск и реквизиция скота и запустение на полях.

В Барселоне и в Испанской марке наступило короткое мирное затишье: франкский граф Гунфрид из Готии, властитель Барселоны, Жироны, Ампурьяса и Руссильона, в 857 году подписал договор о перемирии с властителем мавританской Сарагосы и занялся охранением южных берегов от норманнских вторжений. После истории с Теутбергой Гунфрид поспешил на помощь Карлу Лысому, и сарацины воспользовались его отлучкой. В 861 году Барселона пережила еще один набег, опустошивший поля и предместья. От окончательной катастрофы спасла только крепкая стена.

Город стоял обессиленный, покинутый своим графом, посевы погибли, торговля замерла – и тогда виконт и знатные мужи Барселоны взмолились, чтобы король назначил хотя бы епископа, место которого тоже пустовало.

Задачи епископов состояли в том, чтобы управлять церковным округом и уравновешивать власть графов. Они получали часть от налогов и обладали собственной государственной печатью. Единственная надежда Барселоны состояла в том, что новый епископ появится прежде, чем безвластие и непрочность приведут к полному уничтожению, как это случилось с Эгарой, Аусой [1] Жители Эгары перебрались в соседний город Тарраса. Ауса находилась на месте современного Вика. – Примеч. автора. и близлежащим Ампурьясом, к которому после недавнего прихода норманнов уже прикоснулось крыло смерти.

Священник Фродоин, представитель благородного дома Раиранов из Реймса, считал, что первые двадцать пять лет его жизни были только преддверием к тому, что должно было произойти, и с замиранием сердца следил за бронзовыми дверями, ведущими в епископский зал. Фродоин уже несколько месяцев дожидался аудиенции у архиепископа Гинкмара, самого влиятельного священнослужителя Французской церкви, советника короля Карла Лысого. Фродоин был знаком с архиепископом еще с тех времен, когда учился в соборной школе, а теперь бывшему ученику не терпелось узнать, какую высокую честь готова возложить на него Церковь.

В последние десятилетия дом Раиранов возвысился благодаря услугам, оказанным Французской короне. Отец Фродоина пал в битве во время восстания Пипина, а старший брат сражался бок о бок с королем против норманнов в Аквитании. К тому же Раираны даровали свои земли аббатствам Нотр-Дам в Компьене и в Шелле, чтобы заручиться милостью архиепископа. После двух лет священства младший брат мог рассчитывать на блестящий cursus honorum [2] Cursus honorum ( лат . путь чести) – последовательность военных и политических магистратур, через которые проходила карьера древнеримских политиков сенаторского ранга; здесь – синоним карьеры. – Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, – примеч. перев. в церковной курии. Он представлял себе епархию неподалеку от Реймса, со всеми привилегиями и сборами, с рабами, возделывающими его поля, с приходами, приносящими немалую прибыль. Быть может, ему удалось бы воздвигнуть и собственный храм, как сделал сам Гинкмар, в течение двадцати лет расширявший Реймсский собор.

Когда двери распахнулись, Фродоин сумел сохранить хладнокровие. Он рассматривал три полукруглых свода, поддерживаемых стройными мраморными колоннами, и лепнину, щедро украшавшую стены и потолок. Узкие окна смягчали свет яркого дня, в лучах клубились тонкие облачка пыли. Каноники и епископы наблюдали за аудиенцией со стоящих ярусами скамей; в глубине зала на троне из серебра и драгоценных камней восседал Гинкмар, могущественный архиепископ Реймсский – с жезлом и в митре, в которой проблескивали золотые нити.

Взволнованный Фродоин поцеловал перстень на руке прелата. Царственная поза Гинкмара, которому перевалило уже за пятьдесят, внушала молодому священнику робость. Он поднял глаза – над троном помещалось распятие. Венец у Христа был золотой, а взгляд какой-то пустой, отсутствующий, как будто собравшиеся в зале ему докучали.

– Сын мой, – заговорил Гинкмар, – ты считаешь, наш Спаситель страдал на кресте?

Фродоин затрепетал. Во время учебы он отличался в арифметике, а еще ему нравились истории о греческих и римских властителях, однако теологическая премудрость давалась ему с трудом. Если сейчас он даст неправильный ответ, это могут счесть ересью, вот почему молодой человек решил быть предельно осторожным в своих словах.

– Я считаю, что страдание – это удел людей, если они рассчитывают обрести вечную жизнь.

– А слуга Господень, каковыми являемся все мы, – должен ли он страдать подобно остальным людям?

Фродоин выдержал пристальный взгляд Гинкмара. Под сводами царило напряженное молчание, и вдруг на скамьях для клириков кто-то кашлянул. Фродоин насторожился: что-то явно пошло не так.

– Церковь призвана возводить Царство Божие, расширять его владения и уничтожать язычество, которое до сих пор являет себя миру. – Произнося эти формулы, Фродоин почувствовал себя более уверенно, хотя напряжение и не ослабевало. – Пастыри Церкви должны вести владык и царей к счастью и повиновению. Если ради такой цели до́лжно пострадать, Господь за это воздаст.

– Ты честолюбив и упорен, Фродоин. Мне известно, что эти качества отличали тебя еще в соборной школе. Но вот я спрашиваю себя – хорошо ли это для человека веры… Быть может, тебе следовало стать воином.

– Но ведь меня призвал к служению Господь, – отвечал Фродоин; ему вовсе не нравилось направление этой беседы. – Церковь тоже нуждается в силе, чтобы преуспеть в своей миссии.

Гинкмар удовлетворенно кивнул. Обнадеженный Фродоин бросил вызывающий взгляд на клириков, сидевших на скамьях с мрачными лицами. Он выдержал допрос с достоинством, и теперь, возможно, архиепископ вознаградит его более остальных.