Николай Пахомов - Первый генералиссимус России [Proza.ry]

Было понятно, что служивых это, по большому счету, не интересовало. Другие заботы волновали их.

И только Никита Анненков обмолвился, что если Бог его убережет в сражениях с басурманами, то по возвращении в Курск он займется поисками рукописей.

Улучив момент, с челобитной по поводу сына обратился Фрол Акимов. А когда узнал, что сын его ныне состоит при самом государе Петре Алексеевиче в потешных солдатах, обрадовался. «Это же надо такой высоты достичь?! — вырвалось у него, простодушного. — Не хуже самого Медведева либо Кариона Истомина».

Хотелось заметить старой поговоркой, что близ царя, как близ огня — можно не только крылышки опалить, но и полностью сгореть. Только зачем радость грустными байками омрачать. Пусть радуется служивый. Крепче воевать будет. Но Фрола беспокоил еще один вопрос, который он задать стеснялся. Поняв, о чем этот вопрос, помог ему: «Если ты хочешь узнать о судьбе стрельчихи Параски, то жива-здорова. В мамках у сына Сергея».

Зашла речь и о курском купчишке Ивашке Истоме — любителе совать свой нос в чужие дела.

«Этот убит разбойниками», — пояснил Фрол. «Как так?» — «Да припоздал в дороге с мошной после крупной сделки и наткнулся на лихих людей. Те, видимо, следили… Вот и не стало Истомы. Похоронили в Курске честь честью, но особо не горевали — многим успел насолить».

Отряд численностью в пять сотен стал острием всего авангарда, состоящего из полков Новгородского разряда, который Голицын поручил опять же ему, Шеину. И 13 мая, в первой половине дня, когда раскаленное добела солнце как раз подбиралось к зениту и в зыбком мареве уже виднелись крепостные сооружения Перекопа, дозорные посланные в степь, донесли, что впереди целая «тьма-тьмущая» татар.

Основные силы, ведомые князем Голицыным и гетманом Мазепой, были где-то позади. И когда они подойдут, неизвестно. Но не отступать же.

«Спешиться! — подал он команду. — Сомкнуть ряды! Пушкари, вперед. Приготовиться к бою!»

И пока со стороны Перекопа накатывала бесчисленная орда, ертаульный отряд курян и весь авангард успел выстроиться в большущее каре. В середине каре коноводы свели и держали лошадей, а пушкари с пушками и стрельцы с зависными пищалями, поджегши фитили, заняли позиции в челе каре. Но не в первой линии, а несколько позади стрельцов с мушкетами, чтобы раньше срока не оказать себя врагу.

И когда черный вал атакующих крымцев, которых возглавлял сын хана Нуреддин-Калга, визжа и крича «Аллах акбар!» стал в досягаемости ружейной пальбы, первых две шеренги стрельцов, одна — с колена, вторая — стоя, выпалили. В рядах атакующих, видно решивших в сабельном ударе смести с лица земли русский авангард, произошло замешательство. Они не ожидали такой стойкости русских. Но еще они не справились с замешательством от первого огня стрельцов, как две первые шеренги, разрядившие ружья, по команде резко упали ничком на дышащую жаром степь, освобождая пространство для стрельбы пушкарям. Дружно рявкнули пушки и пищали, посылая в гущу врага тысячи насмерть жалящих свинцовых пчелок. Секунда — и вражеская атака захлебнулась, наскочив на груды своих же конских и человеческих тел.

«Первая и вторая шеренги, заряжай! — Третья и четвертая выйти вперед и пали! — вслед за ним надрывали криком горло сотские и десятские начальники. — Пятая и шестая приготовиться».

Пока третья и четвертая шеренга целились и стреляли, а потом уступали место пятой и шестой, первая и вторая спешно заряжали мушкеты. Этим же занимались пушкари, в полусогнутом состоянии возясь у своих пушек.

Получив хороший удар по зубам, враг откатился в поле и стал там, недосягаемый для ружейного огня, перестраиваться для новой атаки, целя теперь во флаги каре. Пришлось снимать пушки с занятых ими позиций и быстро перемещать на фланги. Туда же были направлены и стрельцы с пищалями и ручницами.

И снова вражеская атака была отбита с большим уроном для врага. Гранаты, выпущенные из ручниц, компенсировали недостачу пушечной картечи. А уж страху нагоняли еще больше. Не меньшую, если не большую, панику вызывали и бомбы, метаемые с рук крепкими служивыми, которых, на иноземный манер, называли гренадерами.

Как ни пытался Нуреддин-Калга дотянуться саблями до первых рядов спешившихся стрельцов, казаков и жильцов, ему это не удалось. А тут подоспели и передовые части Большого полка Василия Голицына.

Русская артиллерия, находившаяся в боевых порядках полков, заговорила во весь голос. И теперь она не подпускала конные лавы даже на ружейный выстрел, выкашивая невидимой косой, целые полчища, прореживая густоту конницы до ощутимых просветов. Такого друзья и вассалы Порты и ее султана Сулеймана Второго точно не ожидали.

Понеся ощутимые потери, крымцы отошли к Перекопу, где к ним пришли дополнительные толпы всадников, удваивая и без того многочисленную татарскую армию. Теперь в их рядах были остатки Белгородской орды, Ногайцы из Малых Ногаев, черкесы, валахи и турецкий экспедиционный корпус. Силы немалые.

С 15 по 17 мая уже сам хан Салим-Гирей водил в бой свои бесчисленные орды. Сражения длились от утренних проблесков света и да позднего вечера. Уже звезды начинали густо покрывать черное южное небо, а стычки не прекращались. И только на короткую ночь, когда мгла становилась такой густой и вязкой, что на расстоянии вытянутой руки не видно ни зги, выматывающие душу атаки замирали. Тут уставшие воины, обожженные солнцем, мучимые жаждой, могли немного передохнуть, чтобы наутро, с первыми солнечными лучами опять начать убивать друг друга.

Иногда крымчакам удавалось все-таки дорваться до первых рядов русских полков и произвести в них опустошительный сабельный удар. Но, натолкнувшись на упорство русских воинов и выставленные им навстречу острия бердышей и копий, дальше первых рядов продвинуться им не удавалось. А тут поспевали стрельцы с ружейным боем, и лихим степным наездникам приходилось опять с диким воем откатываться назад.

Поняв, наконец, что русских сбить с занятых позиций не удастся и что его армия несет огромные, ничем не оправданные потери, 20 мая хан отдал приказ к отступлению за Перекоп. Уходя, они сжигали дотла свои селения, забрасывали трупами колодцы. Но это уже не останавливало русские полки. Русские войска достигли, наконец, долгожданного Перекопа, но переходить его не спешили. Что-то застопорилось в наступательном порыве армии… И даже не в армии, а в голове главнокомандующего, вступившего вдруг в переговоры с крымским ханом. И вскоре полки повернули назад.

В ближайшем окружении Василия Васильевича поговаривали, что Хан Салим-Гирей дал клятвенное обещание быть союзником русских царей. Насколько верны были эти слухи, никто толком не знал. Но многие понимали, что не будь задействованы тайные нити, затрагивающие интересы не только Османской Турции, Крыма и Московского государства, но и ненадежных союзников Руси, дело, возможно, обстояло по-иному. Но союзники, добившись некоторых результатов, готовы были к заключению сепаратных договоров с турками. Это, если не пугало, то настораживало. Коме того, нельзя было исключать и то обстоятельство, что и блеск крымского золота сыграл тут не последнюю роль.