Ефим Черняк - Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

Положение Герши, ежеминутно ожидавшего ареста, стало совсем невыносимым; не привыкшая церемониться лондонская толпа недвусмысленно продемонстрировала ему свое враждебное отношение. Экипаж посла забросали камнями. Де Герши, торопливо спрятавший свои ордена, должен был заявить толпе, что он вовсе не французский посол, а секретарь посольства. Словом, де Герши пришлось спешно убраться из Англии. Ему потом, приличия ради, еще раз разрешили на короткое время съездить в Лондон — и на этом дипломатическая карьера де Герши и закончилась. Вскоре его без шума уволили в отставку.

Место де Герши занял временный поверенный в делах Дюран, являвшийся одновременно агентом «секрета короля». Людовику XV пришлось вступить в сделку с д’Эоном, который к этому времени завел уже широкие знакомства в Лондоне (и, по мнению некоторых исследователей, активно играл роль шпиона-двойника). Один за другим прибывали к д’Эону тайные посланцы из Версаля со все более и более заманчивыми предложениями. Тот твердо решил не продешевить.

Д’Эон предъявил королевской казне претензию на круглую сумму в 317 тыс. ливров и пригрозил, в случае, если ему будет отказано в иске, обнародовать секретную переписку короля с рядом его агентов. А пока что он опубликовал через подставных лиц несколько королевских писем, прозрачно разъясняя, что это самые невинные из его коллекции, и снабдил их сведениями об «Оленьем парке» — тайном гареме, который содержали для Людовика XV и где он появлялся под именем одного польского графа… В 1766 году король капитулировал и приказал любой ценой договориться с д’Эоном о продаже писем. Тот обменял их на большую ежегодную пенсию в 12 тыс. ливров в год. Некоторые, наиболее «пикантные» письма он, однако, оставил у себя как гарантию регулярности денежных выплат из Парижа. Кроме того, д’Эон вновь стал разведчиком «секрета короля» и в течение ряда лет посылал в Париж секретную информацию о политическом положении Англии, подписывая шифрованные депеши своим собственным именем, а остальные — псевдонимом Уильям Уолф.

Однако в заключенной сделке был, по некоторым сведениям, один странный пункт: д’Эон должен был получать регулярно следуемые ему деньги только в том случае, если он скинет мундир драгунского капитана и облачится в женское платье. Зачем было все это нужно Людовику XV, можно лишь догадываться. В литературе высказывается предположение, что таким путем король хотел, во-первых, наказать шантажиста, а во-вторых, превратив в старую деву, — «убить смехом» и лишить тем самым всякого доверия исходящие от него сведения. Другим объяснением считается попытка предотвратить столь оригинальным способом дуэль д’Эона с молодым Герши, который хотел отомстить за отца.

Если верить мемуаристам, то, убеждая д’Эона исполнить приказ короля, новый министр иностранных дел герцог Эгуийон писал, что все прежние победы драгунского капитана в дипломатии и на поле битвы, если они принадлежат мужчине, не прославят его. Иное дело, если все это подвиги женщины: «Никому не известный как мужчина, Вы сделаетесь знаменитой женщиной… Шевалье! Его величество предоставил Вам патент на чин лейтенанта, а потом капитана драгунов. То, что король ныне желает предоставить Вам, является патентом на бессмертие». Эти ли аргументы или сопровождавший их звон золота оказали свое действие. Еще не скинув драгунский мундир, бравый капитан при встрече с секретарем французского посольства поспешил сообщить: «Я — женщина!»

Английский парламент, согласно известной пословице, может все, кроме того, чтобы превратить мужчину в женщину. Французской разведке удался и этот эксперимент. Но все же есть документы, свидетельствующие, что по крайней мере инициатива принадлежала самому д’Эону. Возможно, идея возникла у него в связи с тем, что слух о том, будто он женщина, давно гулял по Лондону (вероятно, отзвук петербургских похождений «девицы де Бомон»), что полемика по этому вопросу проникла в печать и даже заключались пари на сей счет. Враги обвиняли кавалера, что он сам — через подставных лиц, разумеется, — участвовал в этих пари. Д’Эон, конечно, с благородным негодованием отвергал обвинение. Некоторые благосклонные к д’Эону историки и поныне передают версию, будто он был любовником английской королевы и, будучи застигнутым в ее покоях, решил не ставить под сомнение законность наследника престола и обрек себя на ношение женского наряда. Остряки сравнивали д’Эона… с Жанной д’Арк. А Вольтер даже иронически заметил: «Наши нравы явно смягчились. Д’Эон — это орлеанская девственница, которую не сожгли на костре».

Мысль о ношении женского костюма укрепилась у авантюриста, видимо, тогда, когда он убедился в беспочвенности своих надежд на возобновление дипломатической карьеры и обдумывал способы подольше сохранить свою дешевую, но выгбдную популярность. Кавалер неоднократно жаловался на стеснительность для него женского наряда, уверял, что быстро устает от хождения в дамских туфлях, и просил разрешения надевать этот наряд только по воскресеньям (в чем ему было отказано). Однако возможно, что жалобы носили демонстративный характер и также преследовали цель дать пишу для скандальной хроники. В то же самое время д’Эон писал о себе изумленному графу де Бролье, много лет отлично знавшему своего агента, «как о самой несчастной из женщин». В других письмах бывший драгунский капитан обыгрывал тему о непорочности своей девичьей чести, которую он сохранил, несмотря на все превратности военной жизни. С самым серьезным видом д’Эон сегодня клялся, что намерен стать монахиней, чтобы завтра ошеломить своих собеседников утверждением, будто решил сражаться в рядах английских войск против восставших колонистов в Северной Америке. Бомарше, встречавшийся с д’Эоном в Лондоне, писал, что девица де Бомон очень небрежно бреется и отпускает остроты, от которых покраснел бы даже немецкий ландскнехт.

Шли годы… Незадолго до смерти Людовика XV последовал новый скандал с «секретом короля» — французские власти арестовали двух агентов графа де Бролье — Фавье и Дюмурье. Их приговорили к нескольким месяцам тюрьмы. Когда в 1774 году Людовик XV умер, «секрет короля» стал секретом полишинеля. Правительство Людовика XVI занялось вопросом об агентах «секрета» и, конечно, о д’Эоне, получавшем (с точки зрения властей) огромную, ничем не заслуженную пенсию, а по его собственному мнению — жалкую подачку за его верность и тяжкие испытания. Министр иностранных дел Верженн потребовал от д’Эона в обмен на гарантию продолжения уплаты пенсии, чтобы тот выдал наиболее ценные секретные бумаги, которые заботливо им сохранялись, и вернулся во Францию. В качестве тайного агента для переговоров с д’Эоном в Лондон прибыл маркиз де Прюнево. Однако д’Эон выдвинул совершенно фантастические требования — уплаты ему капитанского жалованья за 15 лет, проведенных в Лондоне, возмещения всех понесенных им расходов за время нахождения в британской столице. Он требовал даже круглую сумму за все не принятые им подарки от различных лиц, которые якобы ему предлагались во время нахождения на государственной службе… Одним словом, четверть миллиона ливров. В Париже были в ярости, но переговоры не прервали. Их доверили на этот раз вести Бомарше, который, как мы знаем, уже раньше ездил в Лондон с аналогичным поручением умиротворить Моранда. В конце концов после долгой торговли соглашение было достигнуто. Д’Эону была сохранена пенсия и сделаны другие уступки, но взамен его обязали по-прежнему носить женское платье. Д’Эон отомстил автору «Севильского цирюльника» за этот последний пункт, разыгрывая фарсовую «влюбленность» к Бомарше. «Все сообщают мне, — писал тот в ярости Верженну, — что эта сумасшедшая дама влюбилась в меня. Какой дьявол мог предполагать, что с целью верно служить королю я должен буду превратиться в галантного рыцаря драгунского капитана?» Однако никакое негодование не воспрепятствовало прославленному драматургу стать героем малоприличных любительских спектаклей, которые ставились во многих парижских домах.