Павел Байдебура - Искры гнева [роман и рассказы]

— Проклятый! — в бешеной злобе заорал Кислий и выстрелил из пистоля. Он целился в Гордея, но Головатого в это время загородил Данило. Схватившись за грудь, кузнец упал мёртвым на землю.

— Отец! — вскрикнул Савка. Он подхватил на руки безжизненное тело Данилы, отнёс его под навес сарая и положил на траву под вишней. Когда Сапка выпрямился, то услышал подряд несколько выстрелов. Ему показалось, что пули просвистели у него над самой головой.

— Сынок!.. — раздался тревожный голос матери, и в то же мгновение она стала впереди, заслонив Савку собой. Грянули ещё выстрелы. Васелина вдруг покачнулась и начала падать.

— Сынок… сыно-чек… — прошептала она еле слышно и затихла.

Савка склонился над матерью, у него перехватило дыхание, глаза залили слёзы.

— В оборону!.. Ружья!.. Пистоли!.. — загремел рядом голос Головатого. — В оборону!..

Они залегли под возом, за кучей угля. В таком укрытии, им было сравнительно безопасно и удобно отбиваться. Вражеские пули, застревали в угле. А сверху от камней, которые бросали саливоновцы, их защищали поперечные брусья воза.

— Целься в Кислия! — приказал Гордей, подавая Савке ружьё. — Прежде всего нужно сразить его!

Четыре ружья и столько же пистолей давал и возможность довольно часто отстреливаться, не подпускать близко нападающих. Вскоре один из них припал мёртвым к земле. А другие начали поспешно отползать. Куда-то исчезли и наймиты, которые должны были забрать со двора возы.

Вдруг Кислий схватился за правый бок и как ошпаренный тут же выскочил на улицу. Вслед за ним побежали и остальные. Головатый вышел из засады и послал вдогонку нападающим ещё один заряд. Но те были уже далеко, и его пуля не достигла цели.

Улица опустела.

Солнце повисло над горизонтом. Наступал вечер. Напуганные выстрелами, криками, ржанием лошадей, каменчане сидели в хатах. Пока ещё никто из них ничего не знал о трагедии, случившейся во дворе Забары.

Упав на колени в головах двух мёртвых, которые лежали рядом, Савка застыл в немой глубокой печали, словно окаменевший — ни мыслей, ни желаний. Кажется, и сердце остановилось, леденеет от нестерпимой боли. И всё вокруг тоже онемело в печали — нигде ни звука, даже не шелохнётся покрытая багрянцем осени листва, поникла ржавая, седая трава.

— Снова приближаются саливоновцы, — сказал Гордей тихо и слегка коснулся плеча парня.

— Да, приближаются, — проговорил Лукаш, который тоже появился во дворе. — Целым отрядом выехали со двора Кислия. Чуб и Саломата уже командуют. Вам нужно немедленно уходить.

— Нужно, — согласился Головатый. — Нужно. — Он стоял хмурый, опечаленный.

— Возьмите моего коня, — предложил Лукаш.

— Спасибо, дружище, — поблагодарил Гордей. — Но у нас есть две своих лошади, да ещё Кислиев конь где-то на лугу находится. Пошли, Савка!

— Я здесь… Отомщу… — ответил, будто постепенно просыпаясь ото сна, Савка.

— Мизерная сейчас будет месть, — заявил Гордей.

— Уходи, родных твоих я похороню, — ещё раз посоветовал Лукаш. — За хатой присмотрю…

Послышался топот копыт, людские голоса, лай собак.

Савка поцеловал мать, затем Данилу, хотел было подняться, но снова будто оцепенел, склонившись над убитыми. Тогда Лукаш и Гордей взяли его под руки и подставили на ноги. Савка вдруг выхватил у Головатого ружьё и бросился навстречу всадникам, которые показались уже на улице.

— Куда? — крикнул, перехватывая его, Гордей. — Лезешь, как глупый телёнок в яму…

— Савка, я сделаю всё, как сказал, — проговорил Лукаш, хватая за плечо товарища.

Отряд всадников уже въезжал во двор.

— Спасибо вам, спасибо!.. — растерянно пробормотал Савка. Он топтался на месте, не зная, куда ему деться. Вдруг выпрямился, окинул взглядом двор. — Если уцелеет — твоё, Лукаш, — указал он рукой на хату и, словно отталкиваясь, коснулся плеча друга, а затем пригнулся и исчез следом за Головатым в вишняке.

Ведя коней в поводу, они пробирались редким, а местами и густым кустистым лозняком вдоль реки. Когда вышли на болото, начали вязнуть, вода брызгала из-под ног, обливала, пришлось выбираться на сухой грунт, а это значит — быть на виду.

— Дорога нам только на Сечь, — проговорил Гордей, но Савка, подавленный, ещё не пришедший в себя от того, что произошло, молчал. — Да! Двинем на Сечь! — уже решительно сказал Головатый.

Савка кивнул головой, затем оглянулся и остановил коня. Над селом высоко в небо поднимался чёрный столб дыма. Его седые клубы постепенно расползались, застилали низину, дома, сады, тянулись за течением Волчьей.

— Подожди, Саливон, будет так и с твоей усадьбой! — погрозил Гордей кулаком в сторону Каменки и рванул коня. Савкин конь тоже встрепенулся и пошёл галопом. Они выскочили на пригорок. Вблизи, версты за две-три, навстречу им мчались два всадника, а немного левей, полем, — ещё четыре.

— Назад! — скомандовал Головатый, круто поворачивая коня.

— А может быть, прорвёмся? — спросил Савка.

— У нас усталые лошади, и скакать нужно вспаханным полем, — возразил Гордей.

Тот же трудный переход болотом, кустистыми зарослями тальника, и вскоре они снова очутились на том же месте, около огорода, от которого начинали свой путь часа полтора тому назад. Они уже не догадывались, а видели: рига и сарай сгорели дотла. А хату лизали оранжевые, синеватые языки пламени. Трещали оголённые стропила, перекладины. Словно из широкой чёрной трубы, в небо с рёвом рвался, клубясь, огненно-дымовой вихрь.

Савка посмотрел и отвернулся.

— За мной! Поспеши! — скомандовал Гордей, чтобы хоть как-нибудь отвлечь внимание парня.

Огородами, проулками они выбрались за село и очутились на развилке дорог: одна стелилась на юг, а другая — на восток. Именно той, что поворачивала на юг, им и надо было не мешкая ехать. Но преследователи, видимо, догадались о намерениях беглецов — наперерез им из ближайшего от дороги перелеска вымчали четыре всадника.

— На восток! Не отставай!.. — крикнул Головатый и пустил коня вскачь. Но вскоре он остановился: на Чумацком шляху гарцевали, готрвые ринуться им навстречу, десяток всадников.

Все дороги были перерезаны. Гордею и Савке оставалось одно: попробовать пробиться к селу. Но там наверняка их ждёт засада, и они решили мчать в поле в направлении леска, который едва виднелся на горизонте большим тёмным пятном.

Солнце уже коснулось земли. Начало темнеть. Погоня не отставала. Но и не приближалась. Путаясь в густой траве, кони Гордея и Савки замедляли бег, спотыкались. Приходилось часто останавливаться, выбирать для лошадей более удобный путь.

Лесок оказался маленьким — низкорослый, густой кустарник, и лишь изредка встречались невысокие деревья: дубы, грабы, берёзы. Но спрятаться здесь всё-таки можно было.