Павел Байдебура - Искры гнева [роман и рассказы]

Но Грименко напрасно так думал о своём посланце. Сутугин изо всех сил старался всё сделать так, как ему было приказано. Он дважды пытался пробраться в царский дворец, но его не пустили. Тогда он пошёл в соляное управление, где ему и пояснили, как быть, когда не хватает солеваров…

Возвращался Фонька, конечно, не с пустыми руками, но хорошо понимал: того, за чем ехал, не добился. И поэтому всю дорогу, предчувствуя гнев хозяина, нервничал, переживал.

Прибыв в Бахмут, он, прежде чем явиться к Грименко, зашёл к Недзиевскому. Тот, выслушав его, почему-то даже обрадовался такому повороту дела.

— Пане Фоне, друже! — выкрикнул Кастусь в восторге. — Это же прекрасно, что так получилось!

Он бросился обнимать растерявшегося, ничего не понимающего Сутугина. И хотя была поздняя пора, вместе с ним направился к управляющему.

И вот они втроём сидят за столом. Сутугин неохотно, уныло рассказывает о своих дорожных злоключениях, о посещении соляного управления.

Вдруг Грименко встал, схватил со стола бумагу, привезённую Сутугиным, скомкал её и, ничего не говоря, швырнул ему в лицо.

— Пане! — вскрикнул Недзиевский, подхватил бумагу и начал её бережно разглаживать. — Это нужная бумага. Она очень пригодится…

Успокоив немного хозяина, Кастусь сказал, что хотя и поздняя пора, но не мешает по-настоящему поужинать и одновременно кое о чём поговорить…

Три бокала снова были наполнены вином.

— За ваше, Анистрат Иванович, здоровье, — поднимая бокал и слегка кланяясь, проговорил весело Недзиевский, — и со счастливым возвращением, друже, — кивнул он головой в сторону понуренного Сутугина. — За успехи развития нашего соляного промысла. А они, Панове, — указал Недзиевский рукой в окно на бахмутские поселения, — наши подсоседники [12] Безземельные крестьяне, проживающие на чужих землях. . И они будут варить нам соль! Виват!

Грименко и Сутугин опустили руки с бокалами и удивлённо посмотрели на ухмыляющегося Недзиевского: о чём это он? Как его понимать?

— Будут, будут варить нам соль! — твердил Кастусь, тыча пальцем в развёрнутую бумагу из Петербурга. — Вот что здесь написано: "Выделять для соляного промысла необходимую землю…" Это ж чудесно!..

— Ах, вот оно что! — воскликнул Грименко, поняв наконец Недзиевского. — Они осели на нашей земле!.. — губы его расплылись в довольной улыбке.

— Наши подсоседники, — подчеркнул Недзиевский. — Мы о них заботимся. Защищаем!..

— Да-да, защищаем от ордынцев! — снова воскликнул Грименко, показывая в ту сторону, где находится крепость. — А за это…

— Каждый взрослый должен отработать два дня на солеварнях, — заключил Кастусь.

— Три!.. Нет! Четыре дня "полного повиновения", как и у других помещиков, — поднимая вверх указательный палец, властно и торжественно произнёс Грименко.

— Это очень много, пане, — возразил Недзиевский. — Нужно приучать их постепенно, чтоб не напугать… Сегодня денёк, завтра два — копать колодцы, работать около печей. Можем дать им даже понемногу и соли… Вот так и приманим сладкой конфеткой. А завтра — хлесь-хлесь кнутиком и приучим…

— Копать! Рубить! Возить! Растапливать!.. — закричал, входя в экстаз, переступая, будто в танце, с ноги на ногу, Грименко. Потом зажёг ещё несколько свечей, отчего комната сразу словно расширилась. Поставил на стол несколько новых бутылок с вином и водкой. — За вас, мои верные!.. — произнёс взволнованным голосом Грименко, поднимая бокал.

— Виват! Виват, панове! — Недзиевский ловко, одним глотком выпил вино, а остатки выплеснул из бокала на потолок. Капли, падая на пол, на стол, погасили несколько свечей. Комната наполнилась мраком.

Все трое вышли на балкон. В предутренней мгле неровными рядами построек маячило бахмутское поселение. Кое-где светились огоньки.

— А если они не захотят? Взбунтуются? — сказал Фонька Сутугин, который до этого всё время молчал. — Вот хотя бы и тот же бунтовщик Шагрий. А за ним пойдут и другие…

— Для этого есть стража, мушкетёры, — кинул коротко Недзиевский.

— Да и у нас самих есть чем угостить, — отозвался Грименко. — В случае чего — успокоим…

И он представил себя мчащимся на коне… Как это было несколько лет назад, когда конница Шидловского громила булавинцев около Донца в урочище Кривая Лука…

Снова возвратились в светлицу. Наполнили бокалы. Разговор уже шёл более спокойно. Решили немедля побывать в канцелярии Изюмского полка, в отделении, которое ведает распределением поместий, и взять разрешение на прирезку земли к соляному промыслу.

— Только нужно умело подсказать, где именно и сколько прирезать, — посоветовал Недзиевский. — А для этого следует туда кое-что подкинуть…

— Соли. Рыбы. Несколько пар лошадей, — понял намёк Грименко. — А если понадобится, то… — он запустил руку в карман штанов, и в комнате послышался лёгкий звон серебра.

— А того бездельника Шагрия, которого вы, пане Фоне, упомянули, — проговорил Кастусь, — пошлём за горючим камнем… Или свяжем… Верёвка найдётся.

Бокалы наполнялись и наполнялись. Все трое были уже достаточно пьяны и заплетающимися языками продолжали вести разговор об одном и том же: как из частного соляного промысла Грименко, рядом с царскими мажарами, пойдут и его обозы с солью в Воронеж, Курск, Калугу, Харьков, Полтаву… назад будут возвращаться с золотом и серебром.

Колодец становился всё глубже и глубже. Копали при свете плошки. Землю вытаскивали вёдрами, привязанными к длинной верёвке, которая накручивалась на коловорот. Такое приспособление Шагрий видел у добытчиков камня-угля и предложил применить здесь.

Солёной воды пока ещё не было. Но глинистая каменистая земля уже уступила место мокрому песку. А на стенках колодца всё больше и больше проступала влага. Копали посменно, один за одним.

В ту памятную ночь копали Шагрий и Яким. Вверху около коловорота орудовал солевар Иван Грызло. Вдруг лопата Якима натолкнулась на облепленный мокрым песком белый камень. Он отодвинул его в сторону, чтобы не мешал. Но вслед за этим камнем попался такой же новый, потом ещё… Наталкиваясь на камни, лопата шла вскользь, отбивала от них плоские прозрачные осколки.

Яким взял один из осколков, повертел в руках, затем дотронулся до него кончиком языка.

— Солёный, — проговорил он удивлённо.

Шагрий тоже взял в руки прозрачный осколок и попробовал на вкус.

— Да, солёный, — подтвердил он и добавил изумлённо: — Похоже на соль…

Они вытащили несколько белых каменных глыб на поверхность и начали втроём рассматривать их при слабом утреннем свете, дотрагиваться до них языками.

— Соль!..

— Соль!..

— Соль!.. — повторяли они одновременно, удивлённые и радостные.