Павел Байдебура - Искры гнева [роман и рассказы]

Но Савка и Оксана уже не прислушивались к рассказу Зинька о происшествии в Бахмуте, о том, кто такой Головатый… Они кинулись быстрее открывать ворота.

Всю ночь в кузнице кипела работа. А утром, едва начало рассветать, несколько десятков вооружённых отточенными пиками, саблями, ножами углекопов отправились в дорогу на помощь бахмутским повстанцам.

Среди них был и кузнец Савка Забара.

На другой день, под вечер, к бахмутцам прибыло подкрепление: солевары из Тора, углекопы из хутора Зелёного, поселенцы, крепостные из Ясенева и из окрестных хуторов. Прибыли кто с чем, кто с пикой, кто с дробовиком, а кто и просто с вилами. Кроме холодного оружия у повстанцев было ещё и восемнадцать мушкетов, которые они отобрали у охранников.

Когда совсем стемнело, несколько человек с мушкетами залегли неподалёку от ворот усадьбы управляющего и начали их обстреливать. Сюда, к воротам, стянулись почти все охранники и тоже начали стрелять по "смутьянам". А в это время бахмутцы с противоположной стороны усадьбы проломили большую брешь в частоколе и ринулись во двор. Завязался короткий бой. Стражников здесь было мало, и они не смогли оказать хорошего сопротивления. Многие охранники побросали оружие и перешли на сторону повстанцев.

Дом запылал. Повстанцы взломали двери, которые вели в покои управляющего и в подземелье, где находились захваченные Недзиевским солевары.

Головатый решил разыскать эту проклятую грамоту о земле и подсоседниках, узнать, что именно в ней написано, и уничтожить, чтоб и следа от неё не осталось. Но где её искать? Гордей ходил по наполненным дымом комнатам от стола к столу, от шкафа к шкафу и нигде не находил этой бумаги.

Почти следом за понизовцем шнырял и Кастусь Недзиевский. Он тоже искал грамоту, привезённую Фонькой Сутугиным из Петербурга. Заглядывая в потайные места, Недзиевский натолкнулся на мёртвого Грименко. Обшарил его карманы, взял кошелёк, оторвал от чумарки медные пуговицы, вытряхнул из бокового кармана мелкие монеты и ушёл потайным ходом, который вёл из дома за частокол в густой орешник. Оттуда можно было легко добраться до ивовых зарослей у воды.

…Восстание разгоралось всё сильнее. В отряды повстанцев вливались работные люди, крепостные, подсоседники из сёл по Северскому Донцу, Айдару, Осколу, беглецы с Дона. Вскоре повстанцы разгромили Торскую крепость и освободили из неё всех узников.

К Шагрию пришла Хрыстя, — увидев в избе Головатого, она упала перед ним на колени:

— Отец родной, помогите узнать, что случилось с Семёном…

— Встань! — возмутился понизовец. — Встань, тогда и говори.

Хрыстя поднялась.

— Я уже изболелась сердцем. Забыла о своём доме, обо всём на свете, — заливаясь слезами, скорбно говорила девушка. — Я долго караулила около той крепости, присматривалась к ней. А когда мы связали стражу и выпустили всех бедолаг, Семушки среди них не оказалось… Я была у того монаха-"колдуна", спрашивала его, но он молчит. Вижу, что не доверяет мне. Только и сказал: "Успокойся, девушка…" Спросите, отец, его вы, пусть он скажет, где я должна искать…

— Что делать дальше, дочка, решим, — начал успокаивать Хрыстю Гордей. — Горе у тебя, горе и у других. К одним оно пришло, к другим ещё только приближается… — "Да, то, что произошло здесь, в Бахмуте, и там, в Торе, так не обойдётся, — подумал Головатый. — Надо ждать карателей". — Будем бороться, Хрыстя! — заявил он твёрдо и решительно. — Готовься в дорогу!

Слова Гордея немного успокоили девушку.

На совете Головатый, Шагрий и Куцевич решили ускорить организацию боевых отрядов и помочь тем, кто надумал оставить этот городок. В тот же день понизовец передал побратимам казну для приобретения оружия, возов, скота, одежды и всего, что необходимо в далёкой дороге.

К городу Тору Головатый и Хрыстя подъехали, когда солнце уже повисло у самого горизонта.

Оставив лошадей в небольшой дубраве, они поспешили к знакомой хате. Вошли в сени и невольно остановились. Из светлицы доносился высокий мальчишеский голос:

— "В том хуторе, к которому я добрался, две недели копал колодец за то, чтобы мне дали какую-нибудь одежду. И уже одетый зашагал к родному краю…"

Гордей осторожно открыл дверь. За столом сидел Арсен и с увлечением читал книгу. Хозяина в доме не было. Его нашли в саду. Яков и Головатый поцеловались. Сняв шляпу, Щербина поздоровался с Хрыстей, которая стояла в стороне, и позвал её. Когда девушка подошла, дал ей корзинку и попросил, чтобы она насобирала яблок.

Хрыстя поняла: старик хочет вести разговор без свидетелей. Это немного обидело её. Не чужая же она здесь. Не роз виделись, разговаривали. А может быть, у старика есть какие-то свои важнее секреты, которыми он хочет поделиться только с Головатым? Ну что ж, пусть делится. Её интересует только одно: какова судьба Семёна? Где он сейчас?..

Побратимы сидели молча. Щербина был задумчивый, хмурый. Наконец Яков заговорил о пчёлах, о том, что они обленились, мало стали давать мёда…

— Ладно, про мёд в другой раз, — перебил его Головатый. — А что там?.. — кивнул он головой в направлении крепости.

— Я, конечно, сразу догадался, зачем вы пришли, — сказал Щербина, — но хотелось с глазу на глаз. — Он глянул туда, где Хрыстя собирала яблоки. — Пусть девушка мне простит… Так вот, такое дело: был налёт. Удачный. Много узников освободили, а того, нашего, дня за два до разгрома крепости погнали в Изюм… И ещё скажу тебе печальное, — понизил голос Щербина. — Побратим наш, Петро, пусть будет ему пухом земля… — Он замолчал, поднялся и, сняв шляпу, склонил голову.

Поднялся, сняв шапку, и Головатый.

Долго стояли молча. Потом снова сели.

— Я уже думаю, как мне записать о том, что в Бахмуте и вокруг него засверкали искры гнева, — проговорил Яков. — Хорошее дело. Пусть хоть немного вельможным запахнет смаленым да кое-каким длиннокафтанникам укоротят полы. Только скажу тебе, друже: искры эти большого огня не поднимут.

— А если хорошенько раздуть?

— Будет тлеть, тлеть долго, — продолжал, не отвечая на прямой вопрос, Щербина. — И пламя, конечно, вспыхнет когда-то, в другое время… А давай-ка, дочка, и нам яблок! — крикнул он вдруг Хрысте. А Гордею тихонько сказал: — Убереги, друже, от лихой напасти тех, кто сейчас высекает эти искры. Знай: из Белгорода, из Харькова, из Изюма идут на Тор, на Бахмут царские усмирители и каратели…

— Нет, мы в их руки не дадимся! Оружия не бросим! — сказал твёрдо Головатый.

— Я был бы рад, если бы вы их одолели. Но…

— Знаем. Будет тяжело. Но ведь силу побеждают силой! — произнёс всё так же твёрдо Гордей.

— К силе и храбрости необходимы ещё и предусмотрительность, и осторожность, и разум.

— Верно, я согласен… — задумчиво проговорил Головатый.