Павел Байдебура - Искры гнева [роман и рассказы]

— Вот и конец пути, — спокойно, как о чём-то обычном, заявил Головатый. — Сейчас найдём лошадям хорошее пастбище, а тогда уже всё и осмотрим. — Он подал знак спускаться в низину, к большой топи, где раскачивались под ветром заросли осоки.

Если выйти на крутой берег и стать лицом к восходу солнца, то с правой стороны будет море, а с левой, внизу, — Кальмиус. Там же, где степная спокойная река сливается с морем, где плещутся уже морские волны, врезается в море овальный клочок земли — "Угловая гора".

Даже не передохнув, все тут же начали взбираться по бугристым склонам к крепости. В неё можно было войти с любой стороны через завалившийся частокол, но Головатый направился туда, где когда-то были крепкие, дубовые, окованные железом ворота, а теперь торчал только один подгнивший, изъеденный шашелем столб.

Разделившись на группы, начали осматривать земляной вал, каменные стены, частокол. Всё, что было когда-то прочным, крепким, сейчас выглядело унылым, запустевшим.

— Да, здесь нужно хорошо приложить руки, — сказал озабоченный Балыга Сторожуку, когда они остались вдвоём.

— Безусловно, нужно, господин полковник.

— Необходимо заявить в Петербург, что казаки Алешковской Сечи уже начали сооружать преграду на Кальмиусе. А когда начнём, то, будьте уверены, о наших делах сразу же заговорят в Изюме, Белгороде, Воронеже, да и в самом Петербурге.

— Заговорят, — согласился Сторожук, — и харьковский Донец и изюмский Шидловский. Да и в Крыму, в Стамбуле пронюхают.

— Пусть говорят, — сказал равнодушно Балыга и умолк.

Было непонятно, то ли ему действительно безразлично, то ли он просто не хочет об этом говорить.

— Я, господин судья, — заговорил снова, уже доверительно, Балыга, — в дороге внимательно пригляды-вался ко всему и скажу вам, что здесь есть хорошие уголки. Не раз думал, вот в том бы укромном местечке примостить хуторок, чтоб, как говорится, садик, прудик, мельничка и сенокос. Земля, как видно по высоким травам, здесь родит хорошо. Нам людей бы только работящих, в подсоседники или на оброк…

— Когда мы здесь укоренимся, — прервал его Сторожук, — тогда этот кран будет привлекать ещё больше. Соседи и враги станут завидовать.

— У соседей — своё добро, а крымчаки, как известно, зарятся не на землю, а на людей.

— Зато турки зарятся и на то и на другое. Крымчаки и турки сообщники, одного кодла.

Балыга в ответ молчал. Сторожук понял: полковнику не понравились его слова, и он заговорил о том, что интересовало их обоих, — что ему тоже понравились в этом краю кое-какие места. Особенно там, где речка Кальчик приближается к Кальмиусу. Да и здесь, около моря…

Побеседовав об укромных уголках, они заговорили о строительстве крепости.

— Долго придётся разбирать эту свалку, — обвёл вокруг себя рукою Сторожук. — Ничего пригодного для строительства нового сооружения я не вижу здесь. Разве только камень. А где брать железо, лес?..

— Всё необходимое найдём, — заверил полковник. — Отправимся на Дон, в Изюм. А вот как привлечь к этому делу людей? Закавыка…

— Головатый поможет, — проговорил Сторожук. — Кажется, ему по душе наша затея. Хотя и неохотно согласился ехать, брыкался. А в дороге всё же стал мягче.

— Я бы этого не сказал, — возразил Балыга. — Нас будто и не чуждается, но во всём гнёт своё. У него определённо есть какие-то свои затаённые мысли.

— Такая натура. Брыкливый, — произнёс Сторожук.

— Ничего, обломаем. Не впервой с такими брыкливыми. Найдём хорошую уздечку и для него, — уверенно сказал Балыга.

На четвёртый день Балыга пригласил приближённых к себе казаков на совет. Сходились к хате, где полковник разместился вместе с канцелярией. Когда все собрались, то пошли по-над берегом реки искать удобное место, нашли его около поваленной дуплистой вербы. Здесь можно было хорошо расположиться.

Глаз радовало плещущее течение воды, густая, колышущаяся волнами осока. Вдали, на западе, на покатом пригорке, словно удлинённые синеватые гребни" — буераки, а на востоке, по ту сторону реки, до самого горизонта, тянется сплетение кустарников, а может быть, и настоящего густолесья.

Какое-то время сидели молча, лишь изредка перебрасываясь незначительными скупыми словами.

Наконец Балыга поднялся, отступил шаг назад и начал с подъёмом, торжественно говорить о том, что они, слава богу, благополучно прибыли на то место, о кото-ром мечтали, которого желали и к которому стремились их сердца. Дорога, мол, была счастливой, приятной, и за всё это он приносит большую благодарность проводнику — Гордею Головатому.

— Спасибо вам, милостивый сударь, — кивнул Балыга головой Гордею.

Все алешковцы тоже кивнули головами, а некоторые даже поклонились: низко, почтительно.

После Балыги встал строитель Кузьма Маслин. Он сказал, что место тщательно обследовано и что скоро он представит чертёж новой крепости. Стоять она будет на том же месте, где стояла старая, но сделают её ещё прочнее. Для пушек построят хорошие площадки и укрытия, а для гаковниц в стенах пробьют бойницы.

Когда Кузьма закончил, алешковцы зашумели, что нужно немедленно строить жильё, конюшни для лошадей, запасать продукты, что для этого необходимы люди, а их нет…

— Наши казаки, — заметил пушкарь Груша, — уже побывали в нескольких ближних хуторах и приглашали местных людей, но согласилось, как на смех, пока ещё только два или три поселенца. Мы, конечно, бросим громкий клич, будем призывать на строительство крепости! Но мы, — посмотрел он на Гордея, который сидел на вывернутом из земли корне осокоря, — хотели бы попросить Головатого подать и свой голос к здешним, которые его хорошо знают.

— Если вы дадите тем людям, как мы условились, пристанище на этих землях, — обвёл вокруг себя рукой Гордей, — и будете их защищать от всякой напасти, особенно от господской, — добавил он решительно.

— Господин Балыга, полковник, — подчеркнул Сторожук, — имеет полномочие и доверие от белгородской канцелярии. Так что господин полковник будет действовать по этому праву и высокому полномочию.

— Я поздравляю господина Балыгу с его полномочиями и довериями, — проговорил спокойно Гордей, — но я снова о том же: приют и защита.

— Будет приют! Будет всем защита от наших извечных врагов! — твёрдо сказал Балыга.

— От татар, милостивый государь, мы будем отбиваться все вместе. Я же говорю о защите от произвола других… Пока крымчак сюда явится, то свой изверг, помещик, может замучить, поработить горемык… Я хочу, чтобы не получилось так, что мы будем караулить извечных… — при слове "извечных" Гордей иронически усмехнулся, — а на зверство своих закроем глаза. А там, глядишь, найдутся и такие, которые станут даже помогать тем своим…