Анна Алматинская - Гнёт. Книга вторая. В битве великой

В обширной комнате было шумно. Тут стояло несколько письменных столов, вокруг которых теснилось по три-четыре оживлённо разговаривающих человека. В углу, возле окна, стучала на пишущей машинке женщина с решительным лицом. Брюнетка лет тридцати с тёмными волнистыми волосами, с характерным изломом чёрных бровей, она подняла взгляд на вошедшего, испытующе посмотрела ему в глаза.

Древницкий подошёл ближе, спросил:

— Где я могу видеть редактора Морозова?

Она кивнула головой на дверь в глубине комнаты.

— Заходите прямо без стука, он там пишет передовую.

Открыв дверь в небольшую комнату, Древницкий увидел склонённого над бумагами редактора. Морозов бегло взглянул на вошедшего.

"Вот он какой, большевик Морозов", — подумал Древницкий, глядя в смуглое волевое лицо с внимательными серыми глазами. Его остриженные в скобку волосы и борода буйно курчавились.

Древницкий подошёл ближе, назвал себя. Морозов встал и, протягивая руку, приветливо заговорил:

— Рад. Приехали крепить связь? Ну дело, давно пора всем объединиться… Расскажите, что у вас нового?

Древницкий вынул несколько листовок, протяпул Морозову.

— Хотелось бы обменяться литературой. Мы собираемся на дому у Корнюшина, а работать не с чем.

— Поделимся. Недавно получили журнал "Заря", там статья Ульянова-Ленина. Как там ваша печать?

— Плохо стало. Вам бы, Михаил Владимирович, перебраться в Ташкент, редактором "Русского Туркестана"…

— Вот сплочу самаркандскую группу и, пожалуй, перекочую к вам…

Больше часа продолжалась беседа. Древницкий удивлённо спрашивал себя: "Как это я так откровенно разговорился с человеком, которого первый раз вижу? Не бывало такого со мной".

Тяжёлая старость выпала на долю Маши. Часами сидела она одна и думала о своей нерадостной женской доле. Никак не могла понять, почему так сложилась жизнь. Когда она сделала ошибку?

Однажды после очередной вспышки, обрушенной на голову Ларисы, когда та в слезах убежала из дома, Маша сидела, горько размышляя о своей судьбе. У парадного прозвучал звонок. Маша недоумённо посмотрела в окно и пошла отворять. На пороге появилась Галлер.

— Клара Германовна! Наконец-то заявилась, и на стыдно?!

— Ох, замоталась совсем. Работа в женской больнице старого города занимает много времени, а после обеда отбою нет от пациенток… Что у вас?

— Вот сижу и реву. Мой-то старик с ума сошёл…

— Что вы! Как же это случилось?

— Ушёл от меня. Решил жить холостяком… Подумайте, прожили тридцать лет… и ушёл.

— Бывает. Как же вы живёте, на какие средства?

— Разве он об этом думает? Даст мне половину пенсии, а за квартиру плачу пятнадцать рублей… Дочь невеста, конечно, не хватает… Этот подлец ни о чём не думает.

Они уже сидели в гостиной, а Маша всё изливала своё горе, орошая дряблые щёки слезами. Галлер, критически оглядевшись вокруг, посмотрела на засаленный капот хозяйки и с обычной резкостью сказала!

— Сами вы во всём виноваты.

— Как так? Что я могла сделать? Работала, кухарила, из сил выбивалась, а он…

— Некому было вас ругать. Упустили такого мужа… Честный, не пьёт, в карты не играет, не ухаживает, всё в дом, для дома… Эх вы!

— Всё в дом… Тоже скажете! Его жалованья, а потом пенсии едва хватало. Другие богатеют, он и не думал о семье. Нам не хватало на жизнь, вот я и стала нервничать.

— Вы всегда были раздражительны, другой муж колотил бы вас или бросил с первых лет. Денег не хва-тало? Так опять сами виноваты. Образованная женщина — и стряпает. Наняли бы кухарку — гроши ей платить, а сами давали бы уроки.

Маша растерянно смотрела на приятельницу. Ей как-то не приходила в голову возможность самой зарабатывать деньги, хотя когда она давала уроки в Верном, они жилы в полном достатке.

— Но какие уроки? Я всё позабыла.

— Не болтайте глупостей. Вы хорошо владеете французским, играете, поёте. Да это же неисчерпаемый источник! — Помолчав, Галлер продолжала: — А вы, оставшись одна, опустили крылья, как мокрая курица. Ходите в засаленном капоте, возитесь, как мышь в норе. Зачем вам гостиная?

— Но как же без гостиной? Дочь невеста.

— А денег нет. Пусть привыкает работать. Можете разместиться в одной комнате с кухней.

— Так эта мягкая мебель и рояль — единственное приданое дочери.

— Не забивайте ей голову разговорами о замужестве. Пусть приучается быть самостоятельной. — Долго просидела за чаем Галлер. Прощаясь, сказала: — Жаль, на днях уезжаю в Самарканд. Переводят на новую работу… А то, право, я встряхнула бы вас хорошенько. Совсем обабились.

Этот разговор подействовал на Машу. На другой же день пошла к соседке и попросила помочь достать ей уроки музыки. Та обрадовалась:

— За этим недалеко ходить. Давайте уроки моему сыну. Платой не обижу.

Начав давать уроки, находясь каждый день на людях, Маша почувствовала себя увереннее и реже закатывала сцены дочери. Однажды, идя на урок, встретила мужа, они посмотрели друг на друга и — прошли мимо, не поклонившись, не заговорив, точно чужие.

Приближался Новый год. Группа социал-демократов очень выросла. Чаще и чаще происходили собрания, но приходилось их проводить в несколько приёмов. Зимою собираться было негде.

К Древницкому пришёл рабочий-печатник. Красивое полное лицо, обрамлённое чёрной бородкой клинышком, небольшие усы, приветливая улыбка, весёлые глаза поправились Древницкому. Особенно хороши были глаза, внимательные, ясные.

— Снимайте пальто, садитесь. Вот и чай готов, выпейте.

— Спасибо. На дворе студёно. Чаёк как бы и кстати, — проговорил пришедший, вешая пальто и шапку на гвоздь.

Он был плечист и ловок в движениях. Одёрнув пиджак, сел на стул, провёл рукой по чёрным волнистым волосам, сказал доброжелательно:

— Товарищ Владимир, вас приглашает Корнюшин встречать Новый год. Развернём наше красное знамя.

— Почту за честь присутствовать при этом историческом событии… — несколько напыщенно ответил Древницкий.

— Как ваше имя, товарищ? — спросил пришедшего.

— Зовите Константином. Приходите на квартиру Корнюшина. Будут там и беспартийные рабочие, привлекаем. Это необходимо. Надо крепить ряды. Война близится к концу, и пора смахнуть правительство, заварившее кровавую кашу. Вам, конечно, известно: общественность требует суда над Стесселем, предавшим Порт-Артур? — спросил Константин.

— Слышал. Кондратенко с единомышленниками предпочли славную смерть сдаче в плен. Имеется что-либо из Петербурга?

— Есть два номера нелегальной газеты "Впереди и статьи Ленина-Ульянова. Из Баку ожидаем Буранского с новинками. Приедет не сегодня-завтра.

Посидев ещё немного, Константин распрощался и ушёл, объяснив, как найти Корнюшина.