Анна Алматинская - Гнёт. Книга вторая. В битве великой

— Еду в Ташкент.

— Разумно.

Ронин прошёл мост, повернул голову, чтобы ещё раз полюбоваться бронзовыми конями, и увидел, как Тихай шагал в противоположную сторону.

По дороге к гостиному двору встретил ещё одного путиловца. Тот небрежным жестом сдвинул кепку на лоб. Условный знак — надо побеседовать.

Ронин перешёл улицу и спустился в студенческую столовую, что помещалась в подвале.

Возле окна был свободный столик, покрытый закапанной скатертью. Ронин пробрался к нему, достал из портфеля большой лист белой бумаги, застлал им часть стола.

Соседи-студенты предупредили:

— Илюшку вчера арестовали, облава была.

— Обошлось спокойно?

— Какое там! Намяли бока трём шпикам. Нагрянула полиция. Человек пять взяли…

Ронин пошёл к окошечку за обедом. Когда вернулся, застал за своим столом путиловца. Тот внимательно изучал меню и что-то старательно царапал карандашом.

— Ага, самообслуживание… Придётся сходить…

Ронин прочёл между названиями блюд: "Завтра вечером доставлю на вокзал литературу".

Ронин сунул меню в карман и принялся за обед. К столу подбежал суетливый студент:

— Разрешите пристроиться к вашему столику?

— Садитесь.

Тот взъерошил свои пышные волосы, передёрнул широкими плечами и, сев за стол, положил перед собой свёрток. Развернув, достал два бутерброда и два пирожка, стал аппетитно, по-мальчишески, есть завтрак.

— Не верю я столовкам, — непринуждённо болтал он. — Лучше своё, холодное, но свежее.

Ронин ничего не ответил. Через голову студента стал наблюдать за путиловцем. Тот не вернулся на своё место, сел к другому столику и торопливо съел обед.

— Вы на каком факультете? — спросил Ронин своего нового соседа.

— На юридическом.

— Вы, должно быть, человек обеспеченный. Что заставляет вас посещать столовую?..

Студент поёжился.

— Привычка… Трудно, знаете ли, в одиночестве… Тянет к своим, к товарищам. Посидишь, поболтаешь…

— Что же, похвально, — скептически произнёс Ронин, вставая из-за стола. — Спасибо за компанию.

На другой день вечером, садясь в поезд, Ронин увидел путиловца:

— Я слышал, вы брали билет до Ташкента, — произнёс он тихо. — Не откажете захватить. Братан вас встретит на вокзале. Тут учебники…

— Если очень нужно, сделаю…

Как только поезд тронулся, в купе ввалился вчерашний весёлый студент.

— Фу-у! Чуть не опоздал. Разрешите! — Он сел напротив и внимательно посмотрел на Ронина. — Послушайте, сосед, а я вас где-то видел…

Ронин не выразил никакого желания разговаривать с навязчивым молодым человеком. Невольно подумал о свёртке, переданном путиловцем.

— Куда вы едете? — решил всё же поинтересоваться Ронин.

— В Рязань, к родственникам…

В Москве Ронин вышел на вокзал, позавтракал, прошёлся по перрону и вернулся в загон. В купе студента не было. Проверил тючок с нелегальной литературой. Он лежал на месте, но был, кажется, перевёрнут.

В Рязани неожиданно появились два жандарма.

— Ваши документы, — обратились они к Ронину.

Он хладнокровно вынул паспорт, удостоверение редакции и справку из театра.

— Пожалуйста, всё в порядке.

— А ваши вещи?

Ронин указал на портфель, пальто и небольшой чемодан.

— А этот тючок?

— Это не моё.

В это время в дверях купе показался студент.

— Как не ваше! — воскликнул он. — Вам передали его на вокзале!

Ронин усмехнулся;

— Так. Значит, работаете с головы… — А жандарму объяснил: — Этот запакованный тючок мне на вокзале передал незнакомый человек. Просил довезти до Ташкента.

— Но тючок вы вскрыли, обнаружили нелегальщину и не сообщили… Придётся до выяснения арестовать вас. А вы, господин, дадите показания.

— А мне всё равно сходить, — заявил "студент".

Ронин оделся и вышел. За ним два жандарма понесли чемодан, портфель и нелегальную литературу.

Прошло томительных три месяца. Ронина не вызывали на допрос, не позволяли писать письма дочери.

Начальник тюрьмы объяснил:

— Держим до особого распоряжения. Скоро всё выяснится.

Ждать было тяжело. Стали пошаливать нервы. В беспокойных снах он скакал на Дастане по залитой лунным светом дороге. Рядом — Лада, такая родная и такая далёкая. Думал о ней часто. Думал с болью. Сомневался, правильно ли поступил, отказавшись от собственного счастья.

Как-то вечером, после обычного обхода старшего надзирателя, Ронин услышал возле своей двери осторожные шаги. Что-то тихо стукнуло, и шаги заглохли в отдалении. Подойдя к двери, обнаружил свёрнутую в трубочку записку, листок бумаги и карандаш.

При слабом свете свечи с волнением прочёл:

"Держитесь, товарищ. Заявляйте протест, требуйте гласного суда. Мы с вами. Комитет С. Д.."

"Что это? Провокация или местные социал-демократы хотят прийти на помощь?"

Стук повторился. Ронин быстро подошёл к двери, глазок медленно открылся, тихий голос произнёс:

— Барин, с воли вам весточка. Напишите, за что вас забрали. Я новый стражник, завтра поведу на прогулку. Записку суньте под камень возле двери. Передам товарищам. Слышите?

— Да. Спасибо.

Стражник отошёл и зашумел в коридоре:

— Гаси свет, кто жжёт свечи?

На следующий день Ронин был вызван в канцелярию.

— Кто будет Антонида Викторовна? — хмуро спросил начальник тюрьмы.

— Моя дочь, учительница.

— Прислала вам посылку и записку. Просмотрите, перечислите на этом бланке всё, что получили, и подпишите. Как у тебя, Слиткин, записка готова?

— Так точно, вот она. Ничего не проявилось. — К столу подошёл длинноносый человек с подслеповатыми глазами, положил записку и вышел.

Ронин с жадностью схватил клочок бумаги:

"Папка, родной! Не хандри. Всё переверну, а тебя в обиду не дам. Внуки растут, я работаю. Женя получил повышение. Знакомые шлют привет. Целую. Твоя Анка".

Этот влажный после анализа клочок бумаги был ему дороже всяких даров. Спрятав записку в боковой карман, стал просматривать посылку. Там была бутылка вина, бутылка коньяку, сыр, копчёная колбаса, сухофрукты, две коробки сардин и три лимона. Складывая обратно в ящик продукты, он оставил на столе коньяк, лимон и коробку сардин.

— Могу я возвращаться? Или будете снимать показания? — спросил Ронин.

— Начальник, откинувшись в кресле, с вожделением поглядывал на коньяк:

— Видимо, ваша дочь, — особа решительная, — ответил он довольно любезно. — Есть распоряжение передавать вам посылки и разрешить переписку. Вот бумага, а чернила и перья доставит надзиратель.

— Скажите, когда будет надо мной суд?

— Ну, батенька, мне это неведомо. Пишите прокурору. Я ведь не в курсе дела… А что же вы оставили бутылку на столе?

— На ваше усмотрение, — улыбнулся Ронин. — Отдадите кому-нибудь нуждающемуся. Хочу поделиться.