Анна Алматинская - Гнёт. Книга вторая. В битве великой

— Как представитель командования должен договориться о совместных действиях.

Член ревкома, он же начальник одного из боевых отрядов, Рубцов сурово спросил:

— Правда ли, что наши комиссары расстреляны во Втором полку?

Бот смутился. Не ожидал прямого вопроса. Замешкавшись, ответил:

— Комиссары ваши у нас. Мы их изолировали… Эксцессов не позволяем.

— Какую же вы хотите власть? Что вам нужно?

— Нам нужен хлеб, керосин. Нам нужен твёрдый рубль. А власть должна быть полуинтеллигеитская. Так хотим мы и весь город.

Сурово смотрели рабочие на этого спесивого хлыща в офицерских погонах и молчали. Потом кивнули Манжаре:

— Говори ты.

— Передайте прохвосту Осипову, — произнёс зло Манжара, — пусть сам к нам явится, белая сволочь. Мы ему покажем полуинтеллигентскую власть!

Бот видел угрюмые, полные решимости лица, чувствовал ненависть к себе и к тому, кто его послал, и, понуря голову, вышел.

В это время вернулись из Второго полка Зинкин и Березуцкий. С ними явился ещё один представитель Осипова. Он привёз письмо. В нём говорилось:

"Призываю вас присоединиться к знамени восстания против насильников народа русского".

Осипов требовал поддержки временной военной власти, которая доведёт народ до выборов в учредительное собрание. Революционный комитет ответил новоявленному диктатору:

"Рабочие, своею кровью завоевавшие Советскую рабоче-крестьянскую власть, сейчас готовы тоже своею кровью защищать и отстаивать эту власть…"

Проводив мужа по тревожному гудку в мастерские, Дуся накинула платок, намереваясь сбегать к соседям узнать, что произошло в городе. В это время раздался грубый стук в дверь. Она отворила. На пороге появилось четверо ьооруженных солдат. Один спросил:

— Где комиссар продовольствия?

Оценив обстановку, Дуся приняла вид разбитной бабёнки, прикрикнула:

— Тише вы! Детей разбудите… А чёрт его знает, где носит вашего комиссара. Как вчера уехал, так и не появлялся. Видать, путается где-нибудь с бабами. Все вы одинаковы. Да заходите, чего на морозе стоять…

— Мы бы зашли хозяюшка, — озорно блеснув глазами, сказал курносый парень, — да, вишь, делов много.

— Нашёл время твой мужик по бабам бегать… — проворчал другой. — Ну, пошли…

Проводив непрошеных гостей, Дуся оделась, взяла санитарную сумку и выбежала на улицу.

Около Александровского парка она встретила Древницкого. В старом тёплом пальто и неизменной фетровой шляпе он брёл, опираясь на палку.

— Куда это вы, Владимир Васильевич?

— Гудок был. Иду в мастерские узнать, что происходит.

— Мой тоже чуть свет убежал… Никто ничего не знает.

— Вчера вечером мальчишки болтали: "Белые выступят против красных"… Думал, чепуха, а сегодня гудок…

Из-за дерева вышел вооружённый Рубцов. Должно быть, он со своим отрядом стоял здесь в дозоре.

— О чём вы?

— Говорят, белые затеяли переворот…

— Да… Осипов предателем оказался. Наших комиссаров расстрелял, мерзавец.

— Где этот Осипов? — спросил Древницкий.

— Во Втором полку. Как бы он и Белова не хлопнул. Молчит крепость….

— Могу узнать, — предложил Древницкий.

— Хорошо бы, — вздохнул Рубцов. — Попытайтесь связаться с Беловым. Если уцелел…

Рубцов вернулся к отряду. Древницкий пошёл в сторону вокзала, а Дуся свернула к казармам Второго полка. Ворота были закрыты. Возле них часовые. У ближнего дома она заметила солдата, который, прижавшись к крыльцу, берёгся от холода. Дуся подалась к нему. Но он тотчас ожил и направил на неё штык.

— Стой! Куда идёшь?

Она замахала руками:

— Будь ты неладен! Испугал-то как… Мужа ищу. Говорят, пошёл к Осипову. Ещё вчера ушёл. Где пропадает — не знаю.

— Эх, баба… Вертай обратно!

Дуся свернула на Духовскую. Выстрелы гремели со всех сторон. Чтобы не попасть под пули, она укрывалась за домами и деревьями, шла оглядываясь, пережидая то и дело вспыхивавшую перестрелку.

На одном крыльце сидел Рустам и перевязывал раненую ногу. Ружьё стояло рядом.

— Эй, Рустам! Никак беляк поцеловал? — крикнула Дуся.

— Задела проклятая пуля.

— Постой, я сама перевяжу, а потом хромай домой.

— И-йе! Домой… У меня десять человек отряд, как без меня будут? По-русски плохо понимают.

— Это что же, наши?

— Ну да. Рабочие со станции, грузчики.

Рустам захромал к своей группе, а Дуся пошла дальше. Вдруг услышала звонкий мальчишеский голос:

— Молеко! Кисли, слатки молеко!

Оглянулась. Бежал мальчик узбек с двумя бидонами, закрытыми тряпками, за ним брёл Древницкий. В мальчике узнала младшего сынишку Рустама, хотела окликнуть, но предостерегающий взгляд Древницкого остановил её.

Два парня подозвали мальчугана, выпили по стакану молока.

— Деньги давай! — протянул мальчик.

— Катись, пока цел! — крикнул один.

Другой, целясь, поднял винтовку:

— Лети, а то как трахну!..

Мальчуган бросился к крепостным воротам. Там стояла охрана. Один из красногвардейцев подозвал парнишку, попросил молока. Минуту или две продолжалась торговля. Караульный выпил стакан, повернулся и исчез в воротах, видно, пошёл за деньгами. Вернулся, сунул мальчишке в руку монету.

Древницкий понял: записка передана коменданту крепости Белову и получен ответ. Подозвал мальчугана, попробовал молоко, незаметно взял у него из рук аккуратно свёрнутый клочок бумаги, шепнул: "Теперь дуй домой!"

На улице снова раздался звонкий мальчишеский голос:

— Молеко! Кисли, слатки молеко!

Ранние зимние сумерки опустились на город. Древницкий, торопливо шагая, приближался к вокзалу.

Вдруг ему наперерез из переулка выскочили трое вооружённых людей.

— Стой! Руки вверх!

Древницкий остановился и, не поднимая рук, крикнул:

— Что вам надо? Я отставной полковник.

Двое отошли, а третий снял с плеча винтовку.

— Врёшь! Ты большевик. Я видел, как подсылал в крепость мальчишку.

И прикладом ударил Древницкого в грудь. Тот упал, из горла хлынула кровь.

Беляк снова замахнулся, но в это время раздались выстрелы, из ближнего дома выбежало пятеро красногвардейцев. Они поспешили к лежавшему Древницкому. Беляки моментально скрылись. Молодой рабочий, опередив товарищей, нагнулся над Древницким.

— Отец! Сейчас унесём тебя.

Древницкому, терявшему сознание, показалось, что над ним склонился сын. Он протянул записку.

— Серёжа… Это от Белова… Передай…

Вся семья однорукого ухаживала за умирающим. Молодой рабочий, которого звали Сергеем, не отходил от постели. Часа через два Древницкий пришёл в себя, тихо сказал:

— Прощайте… Прощай, Серёжа… Впереди у тебя жизнь и счастье…

На другой день Древницкого хоронили. Гроб везли на простой телеге, за ней шла семья безрукого и с десяток стариков и женщин.