Клыч Кулиев - Махтумкули

Наступило тягостное молчание. Наконец хан, медленно подняв голову, сказал:

— Я знаю, что вы устали с дороги, но все же постарайтесь к рассвету добраться до Астрабада. Сейчас все решает время — надо не дать возможности Аннатуваку оправиться от поражения в Ак-Кале. Он думает на берегах Атрека набрать новую силу, но я перехвачу его! Моя сабля не коснется ножен, пока я не брошу под солнцем его труп! Я ему еще покажу, кто такой Абдулмеджит-хан! Я сделаю так, что на его землях будут выть одни шакалы! Он считает себя Рустамом, глупец! Посмотрим, проклятие твоему роду, кто Рустам-зал, а кто Шейх-Сенган [75] Шейх-Сенган — герой многих легенд и сказок, влюбился в христианку, ради нее изменил исламу и, лишенный высокого положения, пас свиней. .

Бледное худое лицо Абдулмеджит-хана дрожало и кривилось, тонкие губы прыгали. Борджак-бай подивился в душе его внезапной ярости. Попивая чай ответил неспеша:

— Хорошо, хан-га… Если нужно, мы немедленно отправимся в путь… Однако есть к вам просьба большая…

— Прошу вас! — милостиво разрешил Абдулмеджит-хан, успокаиваясь.

— Не осуждайте, если скажу не так.

— Говорите, говорите!

Борджак-бай помедлил, раздумывая, стоит ли говорить то, что он собирался сказать, или не стоит. Абдулмеджит-хан нетерпеливо сказал:

— Что же вы прикусили язык? Говорите, если есть что говорить!

Борджак-бай рассердился и, не донеся до рта пиалу с чаем, бухнул:

— Зря Адна-сердара в зиндане держите!

— Что?! — гневно изумился Абдулмеджит-хан. — Зря?

Однако решительность Борджак-бая оказалась короткой, и он заговорил своим обычным тоном:

— Нет-нет, не осуждайте, хан-ага! Это бес меня путает. Да-да, бес. Не судите строго: конечно, не зря сердара посадили — это все понимают. А только, мне кажется, было бы лучше, если бы он сейчас находился среди гокленов. Недавно вернулся человек, посланный мной к Эсберды-хану. Хан велел передать: если, мол, не хотят отдать народ полностью в руки сердара Аннатувака и поэта Махтумкули, пусть немедленно освобождают Адна-сердара… Подумайте сами, хан-ага, кто может отвернуть гокленов от порочных проповедей Махтумкули? По-настоящему только Адна-сердар. А против Аннатувака стать лицом к лицу? Тоже Адна-сердар. Потому что он во всей степи никого, кроме себя, не считает предводителем народа. Знаете нашу туркменскую пословицу: "Головы двух туров в одном котле не варятся"? Пусть Аннатуаак столкнется с Адна-сердаром.

— Столкнутся ли? — усомнился Абдулмеджит-хан.

— О чем речь, хан-ага! — воскликнул Борджак-бай. — Обязательно столкнутся! Адна-сердар предпочтет скорее собак пасти, нежели подчиниться Аннатуваку, а Аннатувак тоже норовом крут. Нет, хан-ага, я точно знаю — их вражда давняя и неразрешимая.

— Почему же сын не исполняет его поручения?

Борджак-бай махнул рукой, презрительно усмехнулся.

— Сын Адна-сердара, хан-ага, опоздал, когда ум делили Это ни рыба ни мясо, так что удивляться не стоит. Все дела ведет старшая жена сердара, женщина неглупая и решительная, но, сами понимаете, — женщина. А нукер, которого послали с поручением из Астрабада, бежал недавно с младшей женой Адна-сердара.

Глаза Абдулмеджит-хана округлились.

— Как? С женой сердара бежал, говорите?

— Да, мой хан! — притворно вздохнул Борджак-бай.

— Тот самый нукер, который из Астрабада уехал, одаренный и обласканный хакимом?

— Да, хан-ага!..

— Под самый корень, значит, сердара подрубил?

— На весь мир опозорил, — согласился Борджак-бай. — Вот верно говорят, что разжиревший ишак лягает своего хозяина.

Абдулмеджит-хан грубо выругался.

— А ведь на святом Коране клялся!

Борджак-бай пожал налитыми плечами.

— Для таких клятву нарушить все равно что с осла соскочить! В наше время нельзя на человека полагаться…

— Вас тоже трудно понять! — упрекнул Абдулмеджит-хан. — То говорите, что можно довериться, то — нельзя…

Полог шатра качнулся, вошел сотник.

— Приехал господин хаким! — сообщил он.

Абдулмеджит-хан был ошеломлен, а Борджак-бай чуть не лишился чувств.

В Куммет-Кабусе царило нервное оживление. Бежавшие из Ак-Калы и ее окрестностей люди расположились вокруг минарета громадным тысячеголосым табором. Плач детей, рев голодной скотины, пронзительные вопли ссорящихся женщин, яростные возгласы спорщиков — все это висело над Куммет-Кабусом, растворяясь в сплошной тяжелой туче лессовой пыли. Потерявшие от страха разум, охваченные паникой, люди метались, не зная, куда направиться, у кого искать защиты. Стихийно возникавшие сходки, не успев закончиться в одном месте, возникали в трех других. И всюду шли горячие споры. Каждый давал свои советы, каждый строил предположения насчет того, как лучше избежать кизылбашей, каждый утверждал свое, не слушая соседа, как это всегда бывает в неорганизованной толпе.

Слухи о том, что войска Абдулмеджит-хана двинулись в сторону Куммет-Кабуса, переполошили всех от мала до велика. Наиболее впечатлительные начали поспешно покидать Куммет-Кабус, заражая нервозностью остальных. Эмин-ахун, послав парламентеров в Астрабад, предупредил повальное бегство. Узнав об остановке иранского войска, люди немного успокоились. Однако сам Эмин-ахун не верил иранцам и частенько в разговоре с близкими говорил: "Кизылбаш — он был и останется кизылбашем. Рано или поздно, но мы должны искать защиты в иных местах". А иногда, в минуты откровенности, добавлял: "Молите у аллаха скорейшего прихода наших кровных братьев из Турции". Он утверждал, что только Турция, которая является истинным знаменосцем ислама, может стать подлинной защитой и опорой всех мусульман. Несколько лет назад он ездил в Каабу и познакомился с эффенди, известными в Мекке и Медине. С тех пор дорожку в Куммет-Кабус для различных ревнителей веры никогда не заносило песком.

Связь Эмин-ахуна с турками не была тайной для Астрабада. В течение ряда лет сам Абдулмеджит-хан наблюдал за гостями Эмин-ахуна, но до поры ничего не предпринимал. И если бы не арест Шукри-эффенди, Эмин-ахун до сих пор не знал бы, что находится под наблюдением.

Арест Шукри-эффенди серьезно обеспокоил его, и он даже начал подумывать о Хиве и Бухаре, но тут же махнул рукой: нет, его хивинские и бухарские единомышленники пять раз в день читают намаз, оборотясь лицом к Турции. Значит, только ока. А может быть, Россия? Но при одном упоминании о России ахуну делалось нехорошо. Именно это и являлось основной причиной того, что Эмин-ахун не порывал окончательно с Астрабадом и пытался уладить дело миром. В противном случае ему пришлось бы стать на сторону сердара Аннатувака, а разве не у Аннатувака советчиком Махтумкули? И разве не Махтумкули уже не первый раз начинает разговор с богопротивного Аджитархана?