Жюльетта Бенцони - Королевы из захолустья [litres]

Прозвище останется с ней на всю жизнь, как останется до смертного часа воспоминание о пареньке, которого она ласково называла «мой артиллеристик».

В шестнадцать лет Луиза продолжала бегать с бала на бал, а чтобы заработать немного денег, продавала по вечерам на Бульварах цветы. Время от времени у нее бывали любовники. Мать, чувствуя, что стареет, устроила ее работницей в прачечную на улице Нёв-де-ла-Гут-Дор. Луиза заглядывала туда иногда, но чаще отправлялась танцевать на Монмартр, в квартал Сен-Дени или Ла Шапель. Крепкую смешливую голосистую девицу, которой не стоило наступать на ноги, вполне устраивала ее жизнь. А ноги, надо сказать, у нее были красивые и стройные, и Луизе нравилось их показывать.

К этому времени у нее появился дружок по имени Огюст, тоже паренек из прачечной, и они по вечерам веселились то в «Пети Рампонно», то в «Гран Тюрк», то в «Капуцине», на балах Вертю и Эрмитаж. В один из вечеров они отправятся на бал и в «Мулен де ла Галетт».

«Мулен де ла Галетт» – мельница, принадлежавшая семейству Дебре, молола муку для женского монастыря, а когда монастырь упразднили, хозяин превратил мельницу в кабачок с залом для танцев. Веселые балы в мельнице-таверне любили художники Монмартра, гризетки и кокотки. На балу в «Мулен» Луиза и повстречала добродушного бородача с живыми глазами, вызывавшими симпатию.

Бородач предложил ей прийти к нему попозировать. Звали его Огюст Ренуар. Он прибавил, что платит пять франков за сеанс. Пять франков! Целое состояние для простой работницы в те времена! Она получала за целый день работы один франк пятьдесят сантимов. Луиза решила, что за такую цену художник потребует от нее и кое-что другое. Ничего подобного. Ренуар думал только о работе.

Луиза не часто заглядывала к нему в мастерскую, но поняла, что, позируя, может заработать. Оказалось, что на площади Пигаль есть место, где художники нанимают натурщиц. И художников там было пруд пруди: и тех, что работали всерьез, и тех, что пускали пыль в глаза. Луиза занялась позированием, хотя знала, что стоять долго и неподвижно в нужной позе для нее настоящее мученье. Паренек из прачечной вскоре исчез, но Ла Гулю о нем не жалела. К этому времени в «Мулен-де-ла Галетт» ее все уже называли Ла Гулю. Она работала натурщицей, заводила, если хотела, любовников и, если хотела, отплясывала ночи напролет.

Прошло еще немного времени, и она стала выступать в кабаре «Элизе Монмартр»: Нини Лапки Вверх, сухопарая и бесцветная на вид, пригласила туда нескольких девиц отплясывать модный тогда танец с задиранием ног. И девицы задирали их как можно выше, к радости старичков-лавочников, потягивавших вино. Отплясывали они втроем: редкозубая девица по прозвищу Борона, вторая по прозвищу Заводила и Ла Гулю. Очень скоро они прославились своими танцами.

В «Элизе Монмартр» Ла Гулю как-то обратила внимание на странного молодого человека, почти что карлика, торс у него был, как у взрослого мужчины, а ножки совсем короткие. Черная бородка, котелок, лорнет, который он время от времени наводил на танцовщиц и лихорадочно что-то зарисовывал у себя в блокноте.

– Послушай-ка, – окликнула его Ла Гулю. – Ты меня рисуешь? Имей в виду, мне за это платят!

– Приходи ко мне, и я тебе заплачу, а сейчас мне хочется поймать движение танца!

Молодой человек бросил на стол несколько монет, но Ла Гулю не взяла их.

– Ладно, гуляй! Не надо мне твоих денег!

Она вернулась на сцену, а молодой человек продолжал делать наброски. Он тоже был художником и носил одну из знатнейших фамилий Франции. Его звали Анри де Тулуз-Лотрек. Они с Ла Гулю подружились.

Ла Гулю приходила к Тулуз-Лотреку позировать, но у них случались и другие встречи, не имеющие отношения к живописи. Жесткая и непримиримая, Луиза смягчилась, когда узнала, что в детстве Анри упал с лошади и после этого стал калекой. Ла Гулю прониклась к художнику симпатией и стала приходить к нему ради удовольствия.

Разумеется, дело не обошлось без прозвища: Ла Гулю назвала дружка Котелок, и это неожиданное для любовных отношений имя звучало в ее устах ласково и нежно.

Прошло еще какое-то время, и к Ла Гулю пришла настоящая слава благодаря художнику и новому кабаре, которое пустило первых посетителей 6 октября 1889 года, когда Париж праздновал открытие Эйфелевой башни и столетие революции. Кабаре называлось «Мулен Руж».

Шарль Зидлер и его компаньоны братья Оллер, владельцы кабаре «Мулен Руж», заметили Ла Гулю на вечере в ресторане «Гран Вефур»: она в костюме молочницы исполняла чуть ли не акробатический танец, а мужчины во фраках, выражая одобрение, осыпали ее золотыми монетами.

– Захочешь танцевать у меня, – сказал девушке Зидлер, – буду платить восемьсот франков в месяц.

Восемьсот франков в месяц? Да это куча денег! Ла Гулю не заставила себя просить дважды. В скором времени она выступала на сцене нового кабаре, которому предстояло стать самым известным в Европе. Выступала она со знакомыми ей Бороной и Нини Лапки Вверх и еще новенькой, которую прозвали Лучик. Вместе они составят знаменитую четверку. С ними еще будет отплясывать молодой человек, высокий худой юноша, гибкий, как кошка, по прозвищу Валентин Бескостный.

Удивительный был, надо сказать, молодой человек. Днем он работал клерком у нотариуса, а вечером им завладевал демон танца, и он выделывал самые немыслимые антраша среди вихря черных, зеленых, оранжевых, фиолетовых шелковых юбок, которые высоко взлетали, показывая кружева нижнего белья и ноги в черных чулках.

Канкан пользовался невероятным успехом, и вскоре весь мужской цвет Парижа сидел по вечерам в кабаре в облаках табачного дыма и слушал духовой оркестр и смех девиц, а несгибаемые официанты скользили между столиками, подавая шампанское и абсент. Аристократы и буржуа с одинаковой радостью погружались в водоворот разгула. Завсегдатаями кабаре стали герцог де Талейран, князь Понятовский, герцог де Саган, граф де Ларошфуко, князь Трубецкой и неизменный де Тулуз-Лотрек с карандашом в руках, который рисовал порой и на бумажных скатертях.

Теперь Ла Гулю и художник стали просто хорошими друзьями. Тулуз-Лотрека заинтересовала Жанна Авриль, певица и звезда «Мулен Руж», но Ла Гулю было от этого ни жарко ни холодно. Ее сердце помнит только молоденького артиллериста, которого она так больше в жизни и не увидела. Остальные мужчины – манекены, они могут доставить удовольствие и снабдить деньгами.

Денег у нее теперь в избытке. Ла Гулю можно видеть на Монмартре, с высокомерным видом она прогуливается по улицам и ведет за собой на поводу козла. Так она заявляет о своей власти над мужчинами и о своем презрении к ним.