Эптон Синклер - Жатва Дракона

Весна приходит в Вашингтон раньше, чем в Лондон, и это был приятный вечер. Ланни шел от одного белого мраморного здания к другому в ярком ночном освещении. В его мозгу было что-то вроде прилива, мощной волны, подобной тем, которые бывают в заливе Фанди или в гавани Шербура, или в других местах, где широкие моря перетекают в узкий канал. Все то, что внук президента Оружейных заводов Бэдд думал о фашизме, все то, что сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт думал о нацизме, должны были превратиться в один шедевр красноречия, который Франклин Рузвельт швырнул бы в головы двух диктаторов, шедевр, который, кстати, распространили бы по радио и в прессе цивилизованного мира. Агент президента вернулся в свой гостиничный номер и некоторое время сидел на кровати, делая заметки, чтобы не забыть ни одной из своих важных мыслей. Эта комната была столь же хороша, как и любая, в которой можно было работать. Так что на следующее утро, взглянув на вашингтонские газеты, одна из которых была так близка к фашизму, что можно было не глядеть на её название, Ланни устроился за своей маленькой пишущей машинкой. Весь день он печатал и даже часть ночи. Он пересмотрел всё и отверг, сжёг все, что не могло быть использовано. Он должен был делать всю работу сам, потому что, конечно, он не мог доверить это машинистке.

На второй день результаты его удовлетворили, и он отпечатал всё набело. Он решил больше внимания уделить фюреру немцев, потому что он знал его лучше. Теперь, читая документ, он как будто был в Берхтесгадене и рассказывал о своих настоящих мыслях полу-гению и полусумасшедшему в этом убежище. Ланни заявил:

"Я уверен, что вы понимаете, что во всем мире сотни миллионов людей живут в постоянном страхе перед новой войной или даже серией войн. Существование этого страха и возможность такого конфликта является причиной определенной озабоченности народа Соединенных Штатов, от имени которого я говорю, а также народов других стран всего Западного полушария. Все они знают, что любая крупная война, даже если она ведётся на других континентах, тяжело отразиться на них во время ее ведения, а также в течение будущих поколений".

Далее Ланни перечислил недавние нападения на три страны в Европе и на одну в Африке, а затем написал: "Вы неоднократно заявляли, что у вас и у германского народа нет никакого желания воевать. Если это правда, то не нужно никакой войны". Он далее призвал к "откровенному заявлению, касающемуся нынешней и будущей политики правительств". Он предложил фюреру сделать такое заявление, предложив "передать его всем другим заинтересованным правительствам и предложить им дать аналогичные заверения". Будут проведены конференции, в которых "правительство Соединенных Штатов с радостью примет участие". Он заключил, подразумевая, что ни Гитлер, ни кто-либо другой не упустил бы:

"В конференц-залах, как и в судах, необходимо, чтобы обе стороны добросовестно вступили в дискуссию, полагая, что для обеих сторон будет справедливое правосудие, и было бы привычно и необходимо, чтобы они оставили своё оружие за пределами комнат, где они совещаются".

Ланни позвонил рассыльному и отправил свою ценную рукопись Бейкеру. После того, как он позвонил и убедился, что она была получена и будет доставлена "адресату", он сжег свою копию. Он взял себе за правило никогда и нигде не оставлять ни одного экземпляра документов агента президента или о своей личности. Если когда-либо его секрет раскроется, то причиной этому не должна быть его халатность.

VI

Ланни не звонил отцу из Вашингтона, потому что он не хотел, чтобы Робби понял, что у него есть какие-то особенные дела в этом городе. Он сел на первый самолет, летящий обратно в Нью-Йорк, и позвонил оттуда. Робби сказал: "Я все еще жду окончательного отчета. Приезжай и навести нас, и я расскажу тебе об этом".

Много путешествующий агент сел на поезд Нью-Хейвен-Ньюкасл, идущий пару часов вдоль пролива Лонг-Айленд. Он взял такси до дома своего отца в пригороде города и только успел поприветствовать свою мачеху и услышать новости о большой семье до прихода Робби. После обеда они заперлись в отцовском кабинете, и Ланни рассказал свою тщательно продуманную историю, которая должна быть правдой, хотя и не всей правдой.

– Я встречался с этим парнем в Лондоне около пяти лет назад, он немецкий социалист, и я думаю, что он когда-то был матросом. Мне довелось припомнить и прощупать его, он хотел денег, поэтому я сделал ему это предложение. Он сказал, что изучит возможности, и вскоре написал мне записку, в которой сказал, что он может всё устроить. Потом я получил открытку из Голландии, где говорилось, что он едет в Лондон. В письме на адрес Рика он сообщил, что плывёт пароходом. И это все, что я знаю.

Робби начал рассказ. – "Он позвонил мне три дня назад из Нью-Йорка, 'это Тиргартен', – сказал он. Я решил не приглашать его в Ньюкасл, потому что в маленьких городах полно разговоров, я сказал: 'Я буду в Нью-Йорке Йорк через два часа'. Он ответил: 'Я буду стоять на северо-западном углу 35-ой и Лексингтона'. Я поехал сам, чтобы никого не посвящать в тайну. Когда я подъехал к углу, появился человек с большой коробкой, завязанной в мешковину, сел в машину и сказал: 'Поехали'. Я поехал, а он сказал: 'Мне пришлось порезать устройство на куски. Надеюсь, это не испортило вещь для вас. Я сказал: 'Нет, если все части на месте'. Он сказал: 'Я ничего не могу гарантировать. Если там что-то не так, то кто-то сыграл с нами шутку. Германия полна мошенничества. Возьмите вещь и проверьте ее, и если она не годится для вас, выбросьте ее в реку. А пока я останусь в отеле. Я сказал ему: 'Это может занять неделю или две. Я должен передать устройство двум моим экспертам, а они должны отвезти его в другое место, чтобы проверить. Я не хочу ничего делать на своем заводе. Он ответил: 'Ваш сын велел мне доверять вам, что я и делаю. Я позвоню вам через две недели, и если вам нужно больше времени, я подожду'. И это было всё. Он вышел из машины, и с тех пор я ничего о нем не слышал".

"Он человек, который не может позволить себе много говорить", – объяснил Ланни. – "Он знает, что у вас есть нацисты на заводе, а в Нью-Йорке есть много других".

– Ты хоть представляешь, как он мог справиться с этим трюком?

– Ни малейшего представления. Я знаю, что он достал устройство в субботу вечером, а я пообедал с Герингом в понедельник перед отъездом, тот был совершенно любезен, поэтому я был уверен, что он ничего не заметил.

Компетентный деловой человек сказал: "О патенте нет никаких свидетельств, поэтому очевидно, что он рассчитывал сохранить это устройство в тайне".

"Я немного волнуюсь", – ответил менее компетентный сын, – "потому что, когда он обнаружит пропажу, мы с тобой будем первыми подозреваемыми людьми, и это может навредить мне".