Эптон Синклер - Жатва Дракона

"Это все, что мне нужно", – горячо ответил агент президента. – "С этим я могу прожить целый год".

IV

Пришло время ему спросить разрешения откланяться, что он и сделал. Но его шеф сказал: "Нет, я не очень часто вижу вас. Расскажите мне о своих планах".

– Я думаю взять несколько недель отпуска, если у вас не будет ничего срочного. У меня есть несколько сделок с картинами, которые я должен завершить. Так я зарабатываю себе на жизнь.

– Вы понимаете, что я могу оплачивать ваши расходы, если хотите.

– Мне этого не нужно, я получаю массу удовольствия от работы с картинами, и это дает мне возможность путешествовать и знакомиться с моей собственной страной. Не думаю, что в Европе произойдет что-то важное. Анаконда наполнила свой желудок, и все, что она хочет, это, чтобы её оставили в покое, пока она всё это не переварит.

Ф.Д.Р. вложил сигарету в длинный тонкий мундштук, зажег её и затянулся. Затем он начал: "Вы знаете, Ланни, у нас был еще один спад в бизнесе, и, как мне не нравится, я не вижу другого выхода, кроме еще одной попытки кредитования и расходов. Конгресс возражает. Дошли до того, что они не делают ничего, если думают, что это то, чего я хочу. Они отказываются внести поправки в Закон о нейтралитете, позволяющие мне проводить различие между агрессором и мирными государствами. Они понимают, что это бессилие является одним из основных факторов, на что рассчитывают диктаторы, но Конгресс не будет действовать, и поэтому я связан по рукам и ногам".

Это казалось удобным случаем, и Ланни им воспользовался. "Они связали всё, кроме вашего языка", – рискнул он.

– Я боюсь его слишком часто использовать. Люди скоро устают слушать только ругань и жалобы.

– Вы хотите, чтобы я говорил откровенно, губернатор?

– Ничто другое не приносит мне такой пользы.

– Вы должны понять, что у меня в Европе довольно одинокая жизнь. Я не могу объяснить свое поведение или идеи кому-либо, и это отрывает меня от всей общественной жизни. За исключением того, что вы могли бы назвать моей сценической карьерой, с нацистами и фашистами, которых я презираю и вынужден притворяться, что восхищаюсь ими. Значит, вы должны понимать, что я много думаю о вас, я все время веду с вами воображаемые разговоры и воображаю, что я буду делать на вашем месте. Мои отчёты я делаю как можно более краткими, но в моих мнимых разговорах я говорю в полный голос.

"Скажите это сейчас!" – возразил великий человек с одной из тех усмешек, которые были для него характерны.

– Я говорю, что вы недостаточно разговариваете с людьми, они завалены ложью, и в тысячах скрытых обманах им невозможно увидеть все трюки доктора Геббельса. Мы боремся не только с немецким нацизмом, итальянским и испанским фашизмом. Это всемирное движение, и оно принимает сотни различных форм, это по всей нашей стране, это господство привилегий и классов, это наши газеты большого бизнеса, наши гигантские корпорации, которые тесно связаны с европейскими картелями. У наших людей нет ни малейшего представления об этом, их мышление на сто лет отстает от времени.

– Для обучения им понадобятся события, Ланни.

– События сами по себе ничего не значат, их нужно интерпретировать и объяснять. Их уже достаточно, но люди просто их не понимают.

– Вы хотите, чтобы я прочитал лекцию о картелях?

– Когда я ставлю себя на ваше место, то я написал бы какое-то открытое письмо Гитлеру и Муссолини, в котором я сказал бы им: 'Чего вы хотите? Почему вы не хотите вынести свое дело на суд и не разрешить его честными переговорами? Вы ведёте весь мир к гонке вооружений, повсюду распространяете тревогу и страх, и для чего все это? Каковы ваши цели и какие гарантии вы готовы предоставить миролюбивым народам мира, среди которых находимся, безусловно, мы, американцы?' Я совершенно уверен, что такой призыв будет одобрен девяноста процентами нашего народа.

– Вы думаете, что диктаторы обратят на это внимание?

– Это создаст им проблему. Геббельс будет бесноваться и оскорблять вас, но тут все в порядке, это покажет девяноста процентам наших людей, какой грязной собакой он является. По всей стране в магазинах, парикмахерских и на перекрестках люди говорили бы: 'Президент задал им справедливые и честные вопросы, и смотрите, как они отвечают. Они должны быть мошенники, и они, должно быть, ищут неприятностей'. Вы можете быть уверены, что всем понравится такое письмо, и только немногие из жестких изоляционистов скажут, что вы лезете туда, куда не надо.

Ф.Д.Р. сделал несколько затяжек, глядя перед собой. Затем он обратил свои серые глаза на своего гостя и сказал: "Вы не первый, кто обращается с такой идеей, Ланни. Билл Буллит предложил это, когда был здесь, а Генри Уоллес только что поднял такой вопрос. Скажите мне, вы хотели бы принять участие в подготовке такого документа?"

Лицо Ланни засветилось. – "Вы действительно так считаете, губернатор?"

– Я не даю никаких обещаний. Я думаю, что рассказал вам, как я работаю. Я обсуждаю свои речи или письма или что-то ещё с несколькими десятками друзей. Я предлагаю каждому из них попытаться принять участие в составлении этого. Может быть, я возьму абзац здесь или идею там, а может быть, какой-то парень попадёт в точку, и я использую весь его текст. Опять же, может быть, что-то заставит меня передумать и бросить все это на какое-то время. Полагаю, что у вас есть идеи.

– Не волнуйтесь об этом, я не против того, чтобы долго работать над этим, если вы это прочтете.

– Вы можете рассчитывать на то, что я тщательно подумаю об этом. Я планирую отправиться в Уорм Спрингс, штат Джорджия, на несколько дней отдыха. Если вы отдадите экземпляр Бейкеру, он пошлет его мне туда. Позвольте мне увидеть вас снова, прежде чем вы вернетесь в Европу, потому что мне, возможно, понадобиться что-то попросить у вас.

V

Ланни вышел из здания, чтобы пройтись на свежем воздухе. У него будет еще один шанс изменить мир! Как и в прошлый раз, он был так взволнован, что сон казался банальным и нелепым. Ему хотелось долго идти пешком и продумать все вещи, которые он должен был сказать Гитлеру и Муссолини. Вещи, которые накапливались у него на протяжении почти двух десятков лет, начиная со времени конференции в Сан-Ремо, когда он впервые увидел маленького итальянского интеллигента с одутловатым лицом, с темными глазами и маленькими усами, занятого политическим спором в траттории. Один из его бывших товарищей назвал его furfante и traditore dei lavoratori , которые на их родном языке были очень невежливыми выражениями. Ланни хотел бы использовать их снова, но, конечно, их нельзя будет вставить в открытое письмо президента Соединенных Штатов к дуче Имперо Романо и обладателю полдюжины должностей в правительстве Королевства Италии.