Луиджи Малерба - Греческий огонь

— Наши враги, — сказал Никифор, — пошли бы на все, чтобы завладеть формулой греческого огня: они отдали бы земли, богатства, золото и серебро, они готовы претерпеть любые страдания, любые муки, молиться день и ночь, унижаться, льстить, совершать преступления и беззакония, только бы узнать нашу военную тайну. Довольно долго нам удавалось заставлять не верить, будто огонь, который не гаснет при соприкосновении с водой, можно добыть только с помощью особой молитвы, обращенной к Богу, с помощью Святого Духа. Теперь наши враги больше этому не верят, и им удалось подкупить кого-то в Большом Дворце, кого-то из придворных, которого мы, быть может, встретим, выйдя из этой комнаты, в коридорах Дафни, кого-то, кто будет нам улыбаться, отвешивать поклоны, а сам тем временем прятать в каком-нибудь потайном местечке пергамент, чтобы переправить его нашим противникам. Только бы секретная формула еще не успела уйти из Дворца.

Лев Фока показал брату Никифору подготовленный им приказ, в соответствии с которым ни один человек не мог выйти из Большого Дворца, не получив на то разрешения, подписанного самим куропалатом. Император молча взял со стола перо и, обмакнув его в красные императорские чернила, подписал пергамент, утвердив тем самым новый порядок. Отныне этот пергамент будет выставлен в Зале Новостей, как и все прочие приказы, исходящие от императора.

— Приказ нужный и своевременный, — сказал Никифор, поставив свою подпись, — но тот, кому удалось с помощью обмана или насилия украсть пергамент из оружейной мастерской, конечно, знает закон, по которому всякий, кто видел секретную формулу греческого огня, приговаривается к смертной казни. Поэтому он должен был заранее позаботиться о том, чтобы спрятать в надежное место документ, обладание которым грозит ему верной смертью.

— Упомянутый вами закон известен каждому, а потому изменнику будет нелегко найти сообщников, готовых рисковать жизнью. И мне кажется невероятным предположение, что человек, завладевший таким ценным документом, доверил бы его кому-то за стенами Дворца, кто сможет вести переговоры о его продаже с нашими противниками. Поэтому я бы исключил предположение, что пергамент был спущен со стены и передан в другие руки.

— И что же из этого следует?

— Думаю, что пергамент все еще находится во Дворце.

Какое-то мгновение Никифор смотрел вверх, словно просил помощи у Неба, а затем вновь перевел взгляд на куропалата.

— Тогда вы должны кого-то подозревать.

— К сожалению, пока никого.

— В таком случае, я, как император, приказываю вам, куропалат, искать подозреваемого. Это ваш долг. В подобных обстоятельствах вы просто обязаны иметь подозрения и доложить, о них вашему императору.

Лев был совершенно ошеломлен. Он взглянул на императора, который смиренно кутался в свой простой грубошерстный плащ, и ему показалось, что он никогда еще не видел его таким величественным и грозным. Куропалат молчал, как будто размышляя над ответом на вопрос брата, а на самом деле, чтобы собраться с мыслями, как и подобает опытному и осторожному царедворцу.

Лев Фока знал, что его назначение на должность куропалата выводило из себя этериарха Нимия Никета. Куропалат среди прочих привилегий пользовался правом быть доверенным лицом и наперсником императора, оказывать ему ценные услуги, получая взамен выгодные должности и назначения для своих друзей и родственников. То, что в свое время он воевал вместе с Никифором в Киликии и устраивал его триумф после взятия Антиохии, казалось Нимию Никету достаточным основанием для получения значительной военной должности при дворе, но именно он, Лев, перебежал ему дорогу, лишив последних честолюбивых надежд, а Иоанн Цимисхий перехватил у него должность стратига восточной фемы. Уже давно в глазах Нимия Никета читалось недовольство, притуплявшееся повседневными заботами, но опасное, как всякая скрытая угроза, а может быть, и способное толкнуть его на отчаянный шаг. Само существование этериарха было поводом для постоянного беспокойства, Лев Фока не мог не видеть в нем соперника, не чувствовать исходящую от него угрозу. Помнил Лев и его полный ненависти взгляд, когда молодой Цимисхий получил вторую по значению воинскую должность в империи. Тщетно просил Никет, уже ставший к этому времени этериархом, назначить его стратигом и отправить сражаться со скифами, которые своими внезапными кровавыми набегами и грабежами представляли постоянную угрозу для пограничных районов по течению Дуная. Для него, жаловался он Льву, как будто не осталось никаких военных кампаний, не осталось воинской славы. Его военные таланты попусту растрачивались по Дворце на всякие второстепенные задания или на парадные выходы во главе дворцовой гвардии во время официальных церемоний. А кроме того, не обладая светскими манерами, он держался в стороне от других высших сановников империи и под любым предлогом старался избежать участия в торжествах, пиршествах и приемах, на которых только и можно добиться успеха при дворе. Лев боялся его и потому поспешил посеять в душе Никифора первое подозрение. Но он понимал, что время для окончательной расправы с ним еще не пришло.

— У меня есть кое-какие идеи, — сказал Лев брату, — но пока это еще не подозрения. Я постараюсь проверить их как можно скорее и доложу вам в соответствии с вашим высочайшим повелением.

Император посмотрел на брата, положил ему руку на плечо и заговорил совсем другим тоном.

— Только помните, что текст пергамента ни в коем случае не должен попасться вам на глаза, ибо знакомство с секретной формулой греческого огня будет означать для вас, как и для любого другого человека, смертный приговор. А я не хотел бы лишиться единственного брата и самого верного из своих подданных.

— Я тоже не хочу умирать и сделаю все возможное, чтобы этот текст не попался мне на глаза.

— И последнее. Вы сказали, что только очень худой, узкоплечий человек мог проникнуть в мастерскую. Думаете ли вы вести расследование в этом направлении?

Куропалат выдержал паузу, прежде чем высказать соображение, которое могло быть истолковано как косвенное обвинение.

— Среди солдат дворцовой гвардии много худых и стройных юношей. Однако будет нелегко провести такое расследование без ведома этериарха.

— В подобных обстоятельствах легких путей быть не может. Или вас пугают трудности? Не думаете ли вы, что следовало бы как можно скорее составить список людей, живущих во Дворце и способных по своим физическим данным проникнуть в оружейную мастерскую?

Куропалат решил несколько ослабить подозрение, павшее после его слов на Нимия Никета.

— К сожалению, мои соображения носят лишь предварительный характер, поэтому я не называю имен, но это могут быть также и чиновники. Я начну с того, что сделаю список всех придворных сановников, имеющих в своем подчинении стройных и беззаветно преданных им мужчин.