Тотырбек Джатиев - Пламя над Тереком

— Что верно, то верно, — проговорил, поеживаясь, Чивиков. — Тут, брат, и не заметишь, как тебе на спину волк сядет.

— Точно, но Астан, Яша, не отступил от своего. Храбр не тот, кто не боится, а тот, кто страх от себя к черту гонит и выполняет, что положено. Понял? Так вот, значит, мальчишки-то от страха дрожат, а к пещере идут. Пришли. «Здесь?» — спросил Астан. «Тсс, — прошептал Петя, — давай хоть перекрестимся». И Петя перекрестился. А пещера эта, понимаешь, была старым заброшенным святилищем в Дигорском ущелье, и, видимо, алдар считал это место надежным хранилищем — и люди-то в нее боялись входить. А в доме он свои ценности держать боялся. Понял? Ну, мальчишки, значит, к пещере-то пришли, у входа стоят, друг друга подбадривают, а лезть в пещеру боятся. В это время сова ка-ак закричит: «Уг-у-у! Уг-у-у!» Ребята прижались друг к другу, но не убежали. Постояли так, а потом решили: лезть!

Долго они шарили в темноте, но клада не нашли. «Сам подсмотрел, — уверял друга Петя. — Здесь спрятал». Они уже собирались вылезать из пещеры — а страх-то подгоняет, — как вдруг Астан говорит: «А может, под этим камнем?» И он показал на большую глыбу. Попытались сдвинуть ее с места, но силенок-то не хватило. Думаешь, ушли? Не тут-то было. Астан вылез из пещеры, нашел в лесу две крепких палки, и этими рычагами начали работать, глыба сдвинулась с места. А под ней-то землица рыхлой была. Они ее разгребать, разгребать начали и докопались до клада: кувшин с монетами. Понял? Ну, хлопцы за этот кувшин — и домой. И страх пропал.

Наутро посмотрели — в кувшине серебряные монеты царской чеканки. «Теперь и у нас с тобой будут газыри из серебра и пояса, и всем артистам в драмкружке хватит, — сказал Астан. — Только никому пока ни слова не говори!» — добавил он. На этом и порешили.

— И что же они с этим серебром сделали? — спросил Чивиков.

— Весь драмкружок в серебро одели. Понял? Кэп уже тогда, с малых лет, о своих друзьях заботился.

— И везло же черту!

— Ему везет потому, что он смел… И на плечах не пустой котелок носит… А уж если что задумал, черт, в лепешку расшибется, но сделает. Характер, брат, как камень.

— Слушай, Иван, у нас еще хлеб остался, — робко проговорил Чивиков. — Может, прикончим, а?

Чивиков достал из-за пазухи большой ломоть хлеба, разрезал пополам, вытащил из кармана узелок, развязал, взял щепотку соли, посыпал на оба куска и один протянул Твердохлебову.

— О Кесаеве у тебя складно получается, — неторопливо жуя, проговорил Чивиков. — Расскажи еще.

— О нашем кэпе всю ночь проговоришь — и мало будет. Штурман Демин как начнет, веришь ли, ночи не хватает.

— Ну, что-нибудь позаковыристей.

— У него все заковыристое. Один раз на бешеном рысаке приз на бегах взял. Понял? Только-толечко стукнуло ему пятнадцать, а приз взял. Было это в городе Орджоникидзе, когда он жил у своего двоюродного брата— Алексея. Его после гражданской войны посылали учиться, кончил он ростовский вуз, и — будь здоров — иди работай в Орджоникидзе. Там он женился, обзавелся квартирой и горя не знал, жил да поживал. К нему, конечно, Астан и причалил, когда в школу-то приехал учиться. И Петя с ним. А как же, все не чужие. Парни вроде и взрослые, а дури-то в голове — уйма. Понял? Идут как-то втроем в школу — Астан, Петя и Зелим, дружок их школьный. Глядь — навстречу им, кто бы ты думал? — моряк! Высокий, плечи — во! Черный китель, на рукавах нашивки золотые, на фуражке — краб и якорь с красной звездой. Понял? Петя толкнул локтем Астана и Зелима. «Капитан», — шепнул им. А тот услыхал, обернулся и увидел, что хлопцы на него глаза пялят. Видно, добрый был человек — пошел к ним навстречу, улыбнулся, руку протянул, поздоровался. Ребята сперва оробели, но потом освоились. Астан возьми да и спроси его: «Извините, гость, вы настоящий моряк или просто так?» — «Я самый что ни на есть настоящий, ребята, капитан первого ранга, служу на Балтике. А что, разве не похож?» — «Мы только в кино моряков видели, а живого — в первый раз», — ответил Астан, смущаясь. Капитан видит, что ребята — орлы, дай, думает, закину удочки, может, сагитирую кого-нибудь на флот или в морское училище. Понял? «Сейчас, говорит, ребята, я тороплюсь, а завтра приходите в это же время сюда, я вам о морском флоте расскажу».

Ну, ребята рады, шутка ли — настоящего моряка встретили, да еще капитана. На другой день точно пришли— капитан их ждет. Познакомились, поговорили: «Зовите меня просто: дядя Володя», — сказал им, историй разных порасписывал, дал им билеты в кино да и попрощался. «Когда, — сказал, — будете призываться, проситесь па флот, может, и встретимся». Пожал ребятам руки и ушел. Больше они его не встречали, а вспоминали часто. Понял? Заронил мысль о флоте, так ребята с той мыслью и жили. Соберутся вместе, помечтают, а на людях— молчок. Даже брат Алексей дома ничего не знал. Понял? Астан умел хранить тайну. Так вот я тебе о скакуне хочу рассказать, о бешеном. Сидит однажды Астан дома, уроки учит, а в окно: стук-стук-стук… Выбежал во двор — Зелим. «Дело, говорит, есть». Да на ухо-то ему: «В воскресенье, в Ольгинском, скачки. Пойдем?» Астан долго не раздумывал. Он знал, что отец Зелима на скачки готовил белого коня, быстрого, как ветер. Не конь — огонь. Прокатиться на таком скакуне — сказка. Понял? Но как быть? Брат может не пустить, он гостей ждет. «А ты скажи брату, что в школе комсомольский по-ход», — подсказал Зелим. «Не могу я врать», — ответил Астан. «Ты не соврешь, — убеждал его Зелим. — Ты скажи, будет поход, но не говори, что ты сам пойдешь, только скажи, что поход будет, он и скажет: «Иди!» А ты промолчи, вот и не соврешь». Понял? У горцев-то врать старшим никак нельзя. Что Астан говорил, как говорил— не знаю, только Алексей отпустил его. «Раз поход, — сказал он, — значит, всем надо идти!..»

Приехали хлопцы в Ольгинское и сразу на конюшню— скакуна смотреть. Понял? Астан как увидел копя, сам не свой стал. У жеребца глаза как у барса, на месте стоит-пляшет! А Зелим подошел к нему, погладил, за уши потрепал, по шее похлопал. Астан тоже руку протянул— погладить захотел, да не тут-то было. Абрек — так коня звали — задрожал, зубы оскалил, ногами затопал. Потом уже, когда ушли из конюшни и вошли ребята в дом, хозяин приветливо встретил молодого гостя, сели за стол, поужинали. Говорили о школе, о родственниках. Зелим нет-нет да и найдет место, чтобы перед отцом друга своего похвалить или храбрецом выставить. О скакуне, ясно, разговор вели.

Когда встали из-за стола, Астан тихо сказал Зелиму: «Вижу, друг, любишь ты меня и отец твой добр ко мне. Вот бы уговорить его, чтобы разрешили мне вместо тебя на скачках Абрека повести». Подумал Зелим и, желая другу своему, гостю, услужить, согласился. «Только Абрек к тебе привыкнуть должен. Ты ему корма подсыпь, сахаром угощай, может, он тебя и признает. А то никого к себе, кроме своих, подпускать не хочет. Как увидит отец, что Абрек к тебе привык, — мы его тогда уговорим». Взяли ребята с собой в карманы сахар, хлеб и снова пошли на конюшню. Там Астан ему и сенца подкинул, и сахару дал. И что же ты думаешь? Через час-другой Астан уже на нем верхом сидел. Понял? «Я, — говорит Зелиму, — и тигра приручу». А тот ему: «Смотри, Астан, Абрек у нас бешеный, как бы на землю тебя не сбросил». — «Ниже земли не полечу», — смехом тот ответил. Словом, взнуздал он Абрека, Зелим Вороного оседлал, и поскакали хлопцы на водопой на речку. Камбелеевка, что ли, речка эта называлась. Полноводная. А у самой дороги, на повороте — бухта, заводь. Там всегда лошадей поили. И от дороги близко, и теченья нет.