Бямбын Ринчен - Заря над степью

Лама Дондог представил себе опасность, которая ему угрожала; хорошо, что он сознался во всем учителю и чистосердечно признал свою вину.

Но когда лама предложил в дар написанный им последний свиток одному острому на язык старику по имени Гончиг, тот с презрением отказался.

— Мне не нужны молитвы, написанные слезами и кровью людей, — сказал он.

Эти слова поразили Дондога, словно удар ножа в сердце. Он растерялся: где же все-таки правда, а где ложь, где белое и где черное?

Затем прошел еще один слух. Бывший духовный иерарх Цэ, преданно служивший седьмому богдо и возненавидевший восьмого за его развратный образ жизни, через своего внука послал Гуй-амбаню донесение, полностью подтверждавшее то, что сообщил в свое время Дондог пекинскому священнослужителю Лу. Но внук бывшего казначея по неосторожности разболтал тайну своего деда, и о поступке старика узнал сам богдо. Он пытался заполучить ото донесение обратно, но безуспешно. Амбань отказался отдать жалобу хутухте и пригласил шандзотбу Цэ к себе. Однако восьмидесятидвухлетний старик уже не в состоянии был ездить верхом, и амбань послал за ним свой паланкин.

Как только эти вести дошли до хутухты, он спешно отправил бывшему шандзотбе всевозможные угощения, а старик, получив подарок, неосмотрительно отведал яств. Когда паланкин амбаня прибыл к юрте шандзотбы, тот уже отошел в другой мир. Все были уверены, что хутухта отравил старика, чтобы избавиться от свидетеля своих преступлений.

"А ведь гачин-хамба, с тех пор как я рассказал ему всю правду, действительно стал пользоваться особым доверием хутухты, — размышлял Дондог, ворочаясь в постели с боку на бок. — Выходит, прав был Гончиг: мои молитвы пропитаны слезами и кровью моих товарищей! Как же я тогда не понял всего этого! Что, если дотошный Гуй-амбань снова подымет все дело? Ведь хутухта и меня может отправить на тот свет. Все они — и богдо-гэгэн, и его шандзотба Дашдорж, и мой учитель гачин-хамба — связаны одной веревочкой. Тронешь одного, заденешь всех. Попал я в капкан! Знать бы мне все это раньше! Пока не поздно, надо бежать в страну снегов Тибет… Только там не достанет меня длинная рука страшного казначея". В ту ночь лама Дондог так и не уснул. А вскоре стало известно, что Черный Дондог исчез неизвестно куда. Кое-кто утверждал, что он отправился паломником в Тибет. Другие молча указывали пальцем в землю. Но кто был прав, оставалось загадкой…

Спустя некоторое время разнесся слух, что Гуй-амбань хотел бы провести время с самой красивой девушкой Урги. Те, кто стремился заслужить расположение амбаня, потянулись к нему с подарками и как бы невзначай заводили разговор об известных ургинских красавицах. Но нелегко было угодить привередливому маньчжуру.

Некоторым хотелось познакомить амбаня с Юмнэрэн, но они побаивались назвать имя красотки, завоевавшей сердца богдо и его казначея, ибо знали, что ожидает того, кто это сделает: раздавят, как зайца, ставшего поперек дороги льву.

Слухи о желании амбаня дошли и до шандзотбы Даш-доржа, который сам был не прочь угодить влиятельному чиновнику. Намерение шандзотбы помочь маньчжуру удивило его приближенных, однако у казначея на сей счет было свое мнение.

— Стоит ли противиться желанию амбаня? Если такая красавица, как Юмнэрэн, и согласится с ним познакомиться, это никому не повредит, — бормотал он сквозь зубы.

Втайне хитрый старик несказанно обрадовался возможности прибрать к рукам амбаня, назначенного по указу маньчжурского императора. Он был уверен, что шелковистые волосы красавицы Юмнэрэн накрепко свяжут амбаня с хутухтой и упрямый маньчжур прекратит дело, затеянное по заявлению бывшего шандзотбы Цэ, которого богдо с такой поспешностью убрал со своей дороги. Старый волк в монашеской рясе заранее ликовал. Он был уверен, что покорная ему красавица сумеет оседлать амбаня и крепко держать его в узде. И приспешники шандзотбы стали стараться вовсю, они все уши прожужжали амбаню о необыкновенной красоте Юмнэрэн. Стрела попала в цель. Узнав, что в Маймачене живет необыкновенная красавица, маньчжур загорелся желанием с ней встретиться. Юмнэрэн, уже пленившая сердце богдо и его шандзотбы, тоже была весьма рада, что пришлась по душе маньчжурскому амбаню.

И вот наконец амбань назначил свидание. Однажды вечером к воротам Юмнэрэн подкатила карета. Увидев, что ей подана собственная карета амбаня, красавица пришла в восторг. Если так, она нарядится во все лучшее, что у нее есть. Она надела на свои маленькие ножки изящные гутулы, расшитые пятицветными нитками, накинула на себя свой любимый синий дэл с вышитым на нем словом "радость" и подпоясалась широким желтым поясом, от которого исходил пряный аромат мускуса. В этом наряде ее фигурка стала еще более грациозной. Собрав свои роскошные шелковистые волосы в причудливую прическу, она щедро украсила их жемчугом. Конусообразная шапочка из парчи с длинной красной кисточкой на макушке венчала ее наряд. На шапочке жемчугом было вышито слово "благополучие". На груди красовалась дорогая брошь, сверкавшая драгоценными камнями пяти цветов с орнаментальным золотым узором, означавшим двойную радость исполнения желаний.

Словом, все должно было свидетельствовать о радостном ожидании встречи с амбанем.

Маньчжурский амбань встретил Юмнэрэн, как встречают знатных дам. Он преклонил перед ней колена и низко опустил голову, отдавая дань восхищения красоте и свежести этой девушки — дочери бескрайних монгольских степей, которую еще не успели окончательно развратить пьяными оргиями.

— Теперь я верю, что ваша прекрасная улыбка может свести с пути праведного даже самого хутухту, в сердце звучат стихи древнего поэта:

напыщенно продекламировал амбань.

Юмнэрэн грациозно склонила свою красивую головку набок и, как бы подхватив неоконченную строфу, продолжила:

Она нарочито перефразировала известный стих.

Амбань никак не предполагал, что Юмнэрэн знает эти стихи, и с неподдельным восхищением воскликнул:

— Мою душу вы уже пленили!

Затем амбань пригласил гостью к столу, уставленному изысканными яствами. Он налил в хрустальные бокалы подогретую архи и опять продекламировал:

и, будто сам того не замечая, крепко сжал руку Юмнэрэн.