Бямбын Ринчен - Заря над степью

Хмель стал действовать.

выразительно произнесла девушка и, смеясь, склонилась на грудь амбаня. Он налил второй бокал и заставил девушку выпить, продолжая восхвалять ее красоту и ум:

— Было бы весьма печально, если бы девушка такой дивной красоты осталась навсегда в дымной юрте подневольного слуги. Мне кажется, что вы достойны стать подругой человека, занимающего высокое положение. Из всех государственных деятелей Монголии шандзотбу Дашдоржа, который управляет всем шабинским ведомством, по нраву можно считать достойным вас. Вы девушка умная и правильно делаете, что выбрали его своим покровителем. Но не забывайте, — продолжал амбань, — что шандзотба уже достиг преклонного возраста. Вам не мешает подумать о том, чтобы судьба не застигла вас врасплох, если ему вдруг вздумается покинуть этот мир. Вам следовало бы оформить право на наследство. Не знаю, щедр ли шандзотба или скуп. Я говорю вам об этом только ради вашего же благополучия, — закончил, улыбаясь, маньчжур.

— Шандзотба не так уж скуп… Я уверена, что его у меня никто не отобьет… — И опьяневшая Юмнэрэн стала хвастаться, что нарядов и украшений у нее столько, что с избытком хватит на всю жизнь.

— У меня, — перечисляла она, — есть жемчужный набор для седла, гутулы, вышитые жемчугом, и еще двадцать пар гутулов стоимостью в сорок лошадей. Есть у меня и сказочный "дэл без тени", о котором сказано в стихах древнего поэта:

Амбань с неподдельным удивлением слушал рассказы девушки о богатстве и щедрости шандзотбы, а та, раззадоренная его вниманием, со смехом продолжала выбалтывать тайны своего покровителя.

— Все это им стало в сто шестьдесят тысяч ланов. Мне об этом сам хутухта сказал. Ведь да рил-то не один шандзотба, хутухта тоже. Когда они преподнесли мне такие дорогие подарки, я прочитала им стихотворение, сочиненное о богдо ламами монастыря Гандана:

А вы знаете, что сказал мне хутухта, когда я прочла ему эти стихи? Он сказал: "Все мои поступки священны, и все, что мною совершается, делается на благо религии и народа…" Ой, что это с вами? — вдруг испуганно вскрикнула девушка.

Лицо амбаня, еще минуту назад веселое и смеющееся, внезапно болезненно исказилось. Он закатил глаза и схватился рукой за бок, страдая от боли. Вдруг он свалился с кресла и начал кататься по полу, скрипя зубами и громко стеная.

Испуганная девушка дрожащим от волнения голосом закричала:

— Эй, кто там есть? Сюда! Помогите!

На крик сбежались растерянные слуги, они осторожно подняли амбапя.

— Наверное, выпил лишнего, вот и начался приступ печени, — слабым голосом проговорил амбань. — Ах, как нехорошо получилось! Встретился с такой девушкой и не сумел насладиться ее обществом. Доставьте эту красавицу в моем паланкине домой. Я не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии…

Как только за девушкой закрылись тяжелые кованые ворота, Гуй-амбань встал как ни в чем не бывало и приказал принести еще один столовый прибор. Затем он отдернул черный плотный занавес, отделявший часть зала, где был накрыт стол, и позвал:

— Хэ-галда [73] Xэ (или Хэшиг) — собственное ими; галда (или жонон-галда) — воинское звание. выходи! Теперь можно и выпить!

Из-за занавеса, держа в руке исписанные листки, вышел секретарь амбаня Хэшиг-жонон-галда.

— Я записал все, о чем вы спрашивали девушку, и все ее ответы слово в слово, — сказал секретарь и передал амбаню свои записи.

— Ну, теперь садись. В награду за то, что мы перехитрили старого волка в овечьей шкуре, мы с тобой угостимся на славу! Тем более что угощение будет за казенный счет. — улыбнулся амбань. — Мы сегодня достойно отомстили за смерть шандзотбы Цэ, отравленного хутухтой. В Пекине оценят нашу верную службу императору. Будь уверен, нас ждет награда, можешь заранее заказать себе джинс на шапку, — проговорил довольный амбань, наливая в бокалы подогретую архи.

Довольный, что его план удался, амбань на радостях разоткровенничался.

— Ургинский Джавдзандамба-хутухта, как и многие другие монгольские хутухты и хувилганы, — верная опора нашего императора, — говорил он доверительно. — А почему? Раз есть государственная опора, то и они тоже становятся силой. Ну а почему первым в Северной Монголии, первым из всех монгольских ханов и князей под знамя предка нашего святого богдыхана императора Канси-хана встал Джавдзандамба Первый, по имени Ундур-гэгэн? — Амбань многозначительно взглянул на секретаря. — Этому помогли ламы. Да, да. Великий Пятый оказался очень дальновидным и умным человеком. Когда лама Таранат пытался отнять у него власть над Тибетом, он без сожаления убрал его. Как раз в это самое время к Далай-ламе приехал ваш Тушэт-хан с просьбой дать имя его сыну. Далай-лама быстро сообразил, что такое стечение обстоятельств очень благоприятно для распространения буддизма в Монголии, и объявил, что родившийся у Тушэт-хана сын — это перевоплощение Таранат-ламы. Тушэт-хан, конечно, несказанно обрадовался тому, что у него родился хувилган. Ну а последователи Таранат-ламы тоже поверили в то, что их учитель решил перевоплотиться в Северной Монголии, войдя в золотой род свирепого воителя Чингисхана, и прекратили борьбу с Далай-ламой, умертвившим их духовного пастыря. Вот какова история воплощений Джавдзандамба-хутухт в вашей Северной Монголии. И теперь приближенные нашего великого владыки, известные святостью и великими заслугами перед империей, появляются на вашей северной земле, обретая новый свой лик, чтобы отдать все силы небесному владыке-императору. И никто из них по может перевоплотиться до указанного небом часа. А те, кто забывает, что они должны быть верными слугами императора, уходят из жизни до времени. Теперешний хутухта молод и малообразован, — продолжал амбань. — Мой предшественник, даур по национальности, исповедовал ламаистскую религию и называл вашего хутухту учителем. А богдо возомнил о себе невесть что, забыв, что он всего-навсего слуга нашего императора. Но своему недомыслию ваш хутухта считает, что я с ним борюсь за власть. Он просто не в состоянии понять, как надо себя вести в нынешние смутные времена. Разве по полезнее было бы для него самого каждое свое действие согласовывать со мною, амбаном, который прибыл сюда по указу императора и руководит здесь всей государственной политикой. Ведь и богдо, и другие хутухты и хувилганы, да и все мы — только чиновники маньчжурского императора, и наша главная задача — держать парод в крепкой узде, чтобы чернь всегда оставалась покорной. Если же мы не сумеем итого сделать, мы недостойны будем даже называться слугами императора. Вот и все. Мне кажется, хутухта собирается сейчас послать своего человека в Пекин. Он будет добиваться моего перевода в другое место и не пожалеет для этого никаких денег. Но деньги эти пойдут мне же в награду! Хэгалда, — тут амбань посмотрел в глаза секретарю, — я считаю тебя умным человеком и поэтому посвящаю в некоторые топкости большой политики, которые от простых смертных держатся в тайне. Но знай, если посмеешь проронить хоть слово, ты за это поплатишься.