Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

После его отъезда дом погрузился в легкую панику.

Служащие госпиталя не без основания тревожились перед появлением доктора Джеймса Миранды Барри. Доктор вникал во все. Устоявшиеся правила были немедленно отметены. Новые порядки вводились без промедления. Самолюбие многих было задето, и в частных беседах люди давали волю вспышкам возмущения. Задолго до того, как природа инфекционных и заразных болезней получила научное объяснение, Джеймс Миранда Барри осознал, что абсолютная чистота необходима для любого госпиталя. Гигиена была его пунктиком, его религией; в этой области он не проявлял ни снисхождения, ни терпимости. Он был фанатиком.

Барри настоял на ежедневной смене постельного белья у каждого пациента, частой обработке ран и кипячении хирургических инструментов. Он приказал своим подчиненным добиться уровня дезинфекции, близкого к божественной чистоте. Его помощники были принуждены вытягивать руки для проверки, словно маленькие дети, прежде чем он разрешал им участвовать в обходе. Когда его звали на консультации, он отменял все прежние врачебные предписания, даже не взглянув на них. Подобная тактика не принесла ему любви коллег. Он открывал окна даже в самую холодную погоду и настаивал на режиме, который один из соперников назвал «избыточным проветриванием». Барри врывался в душные палаты в облаке холодного свежего воздуха.

С точки зрения методов Барри колониальный госпиталь был расположен удачно. Он находился менее чем в миле от его жилья, на небольшом холме. Имелось два основных отделения, оба мужские, и маленькое женское отделение в домике с верандой, в ста ярдах от главного здания. Эта крошечная постройка использовалась также как помещение для тяжелых больных. Но большинство колониальных жен, из тех, кто не отправлялся домой в Англию, предпочитали рожать дома с повитухами. Скоро все стали настаивать на присутствии деликатного доктора Барри. Женская больница была тиха и пустынна. Горный родник, бьющий из-под земли немного выше, служил верным источником чистой, ледяной воды, из самых земных недр. Барри проанализировал состав воды в первую неделю своей службы и обнаружил в ней множество безвредных минералов. Но он продолжал настаивать на кипячении всего белья и воды, используемой при операциях. При Барри постельные клопы отошли в прошлое.

Но в тот первый день, ранним февральским утром, когда Барри рысью ехал по неровной узкой дороге, размытой и развороченной выбоинами, служащие госпиталя, занятые своими мирными повседневными делами, не подозревали, что вот-вот окажутся на переднем фронте медицинских реформ девятнадцатого века. Барри провел большую часть жизни, отметая вековые врачебные традиции, и этот день не собирался быть исключением. В госпитале не знали о раннем приезде доктора, и Барри застиг всех врасплох.

Вице-губернатор покинул его во дворе.

– Ну вот, старина. Я заскочу через пару часов и отвезу вас к губернатору. В губернаторской канцелярии у вас, конечно, тоже будет кабинет. Я должен поспеть туда, чтобы сделать все необходимые распоряжения.

Харрис снова вскочил на лошадь и поскорее ускакал. Хотя в госпитале никогда намеренно не принимали заразных или инфекционных больных, если их нельзя было изолировать, Харрис нисколько не сомневался, что ему угрожает зловещая или даже смертельная болезнь. Он придерживался старых методов и регулярно использовал клистир. За свою жизнь он не проболел ни дня.

На крыльце Барри приветствовал управляющий госпиталем – большой, серьезный и неулыбчивый грек. Доктор представился и пожал ему руку, не обращая внимания на выражение ужаса, застывшее на лице коллеги.

– Как вас зовут, сэр?

– Джордж Вашингтон Карагеоргис, сэр! – отсалютовал управляющий. Барри скосил взгляд на его подмышки, чтобы проверить, чист ли халат.

– Из этого я заключаю, что ваши родители – друзья Республики?

На лице Барри неожиданно появилась теплая улыбка, и окаменевший управляющий успокоился.

– Да, сэр. Моего брата зовут Томас Пейн Карагеоргис.

Барри рассмеялся:

– Буду рад с ним тоже познакомиться. Давайте начнем обход. Я хочу видеть все отделения, кухни, складские и конторские помещения. Я хочу видеть всех служащих и ознакомиться со всеми вашими обычными процедурами.

Несмотря на это обнадеживающее начало, обход отделений прошел не слишком успешно. Барри обнаружил, что большинство его помощников находятся в тисках медицинских представлений, устаревших по меньшей мере на четверть века. Местное население верило в сложную доктрину телесных гуморов, и в качестве профилактической меры часто практиковалось кровопускание. Ранней весной десятки пациентов – Барри обнаружил у дверей амбулатории целую толпу – являлись, чтобы избавиться от нехорошей крови, скопившейся за зиму. Эта традиция приносила заведению небольшой, но верный доход.

Барри вышел из себя и разогнал толпу. Люди разошлись, горько разочарованные, недовольно что-то бормоча.

– Ваш тезка, Джордж Вашингтон, был обескровлен до смерти собственными врачами в 1799 году, – рявкнул Барри. – Эта практика прекращается немедленно. Я своей властью запрещаю в данном госпитале кровопускание и применение банок. Я думаю, что даже самые богатые местные жители не могут позволить себе пиявок в таком климате, но все равно, пиявки тоже запрещаются. Послушайте меня, господин Карагеоргис, и запомните хорошенько. Кровопускание – это шарлатанство и магия, а не медицинская наука. Я этого не допущу.

Дух настоящего Джорджа Вашингтона, увы, победил, и несчастный управляющий открыл всю правду про весенние кровопускания. Барри не удалось полностью искоренить эту практику. Но он загнал ее в самые отдаленные уголки колонии. И больше никто и никогда не осмеливался требовать этого в госпитале.

Доктор заперся в своем кабинете со старшими помощниками и начал задавать им неудобные вопросы.

Первым делом он поинтересовался заболеваниями общего характера, распространенными среди военных и колонистов и отдельно среди местного населения острова. Болезней, свойственных и тем и другим, было немного. В первой группе в основном наблюдались несварение, а также утомление и солнечные удары от участия в военных парадах, неосмотрительно проводимых в самый полдень. Во второй встречалось недоедание, гнилые зубы, разнообразные лихорадки, плевриты, колики, поносы, пятна на груди, дрожание нижних конечностей, чахотка и чума. Барри немедленно распорядился устраивать каждую пятницу амбулаторную клинику, о чем следовало объявить горожанам и жителям окрестных деревень. Деньги за это не взимались.

Больницы всегда привлекают несчастных и безумцев. Заведение Барри не было исключением. Но количество проституток на покое, нищих, сирот, бродяг и воров, одолевавших клинику в надежде на бесплатную еду и прочую благотворительность, было несколько меньшим, чем обычно, что указывало на относительное благополучие колонии. Доктор раздавал лекарства и советы в той отрывистой и бескомпромиссной манере, которая его прославила. В Кейптауне он действительно организовал лепрозорий, убрав толпы несчастных попрошаек с улиц в чистое место, где добрые монахини присматривали за ними и регулярно кормили. Барри заводил дружбу с монахинями повсюду. На божьих невест он рассчитывал больше, чем на Бога. Он обнаружил, что здесь проказа не укоренилась, и, если не считать одного несчастного существа с полусъеденным лицом, лепрозорий устраивать не для кого. Но Барри был готов к борьбе с новыми напастями. По пятницам клинику неизменно осаждали толпы.