Патрисия Данкер - Джеймс Миранда Барри

Повисло зловещее молчание. Губернатор был ошарашен.

– Всего доброго, сэр, – презрительно рявкнул Барри, развернулся на пятках и вышел из покоев губернатора, звякая подошвами по изразцам.

Как и ожидалось, первый смертельный удар был нанесен по местному населению. На окраине города находилось уродливое скопище убогих лачуг, где жили отчаявшиеся и опустившиеся. Навозная куча была своего рода опухолью, выступающей на гладких белых стенах, аккуратно покрашенных крылечках и роскошных садах, принадлежавших тем, кто побогаче. Трудно было представить себе больший контраст с душистыми оазисами жасмина, олеандров и лилий. Навозная куча сооружалась из бракованного кирпича, вынесенного на берег плавника и старой парусины, выброшенной рыбаками. Она походила на последний бивак побежденной армии. По центральной улице проходила отвратительная канава, куда жители сливали помои вперемешку со свежими экскрементами и испорченной едой. В жару вонь была невыносимой.

Барри распорядился поставить колонку на некотором отдалении от этой кучки жалких жилищ, чтобы снабдить жителей свежей водой. Этот шаг был встречен одобрительно, но мало улучшил положение внутри трущоб. Винная лавка в центре квартала пользовалась успехом у приезжих моряков, рыбаков и проституток. Она была прогнившим сердцем Навозной кучи, и жизнь не утихала там ни днем ни ночью.

Губернатор, заступив на пост, не был склонен к прекраснодушию и всерьез намеревался сровнять Навозную кучу с землей, сжечь кишащие крысами домишки и разогнать тамошнее население. Барри выступал против на том основании, что эта язва попросту возникнет на другом месте. Он предлагал улучшить жилищные условия и построить нормальную канализацию. Но финансовый комитет не был готов субсидировать откровенно преступных жителей и счел идеи Барри опасной попыткой вознаградить порок, что попахивало якобинством. Спустя две недели, углубляясь во владения Навозной кучи, чтобы изучить трупы первых жертв эпидемии, Барри размышлял, не следовало ли ему поддержать предлагаемые меры.

Мать и ребенок, почерневшие и бесплотные создания, лежали на полу. Они давно ослабли от неумеренного пьянства, венерических инфекций и неотступного голода. Груди женщины были сморщенными, как старые лимоны, соски увеличились и съежились одновременно. Никто не помог ей умереть. Ребенок свертком лежал рядом. У Барри возникло впечатление, что гниение началось задолго до смерти. В двери маячил старик. Войти он боялся.

– Богородица, смилуйся над нами, – промычал он.

– Когда они умерли? – спросил Барри.

– День и ночь назад, – пропищал старый пророк. – Господи помилуй, помилуй нас. Все наши грехи сочтены. Наступает день Его пришествия. Началась ночь наших душ.

– Приведите двух мужчин. Пусть они закроют лица масками. Им хорошо заплатят. Иди! Давай! – в гневе прокричал доктор. Старик еще немного помаячил, потом исчез. Барри присел рядом с покойниками.

Челюсть покойницы отвисла, обнажая беззубые десны – от вечного недоедания, подумал Барри. На глазах уже копошились мухи. Барри прогнал их взмахом руки, облаченной в перчатку. При этом движении он заметил вереницу муравьев, проникающих в сверток, и понял, что они уже пожирают лежащий перед ним труп. Женщина была молода, младше его, жалкая, беззащитная, обнаженная перед лицом смерти; ее прозрачные сухие пальцы держали пустоту. Она лежала в одиночестве. В убогой полутьме сарая не горела ни одна свеча. Пожитков тоже не наблюдалось. Либо у нее ничего не было, либо, что более вероятно, стервятники уже побывали здесь, когда она умирала. Снаружи жара нагревала стоячие канавы. От запаха гниющей плоти нельзя было укрыться. Барри ждал в тишине. Вдалеке лаяли и лаяли собаки.

Наконец на пороге появились двое доходяг со старым одеялом в руках. У одного была большая серьга в ухе и шляпа, закрывавшая глаза. Барри выдал второму собственный платок в качестве маски.

– Заверните ребенка вместе с женщиной. Не прикасайтесь к ним. Потом следуйте за мной.

Все двери в Навозной куче были закрыты, пока мимо них двигался этот причудливый кортеж. Не было ни вскриков скорби, ни ритуального плача, не было процессии, не было родных, которые бы оплакали молодые жизни, унесенные первым поцелуем смертельной напасти. Барри позже узнал, что женщина была любовницей покойного рыбака и промышляла проституцией в винной лавке. Ее отнесли за пределы Навозной кучи сквозь гряду кустов, окружавших город, в заброшенный виноградник. Старые лозы еще бахвалились свежей зеленью, но без ухода их корни задыхались в тенетах ярких сорняков. Там и вырыли первые ямы в угоду болезни. Барри приказал засыпать трупы известью. Не было ни священника, ни молитв. Барри стоял над могилой, глядя сквозь жаркие холмы на лежащее за ними темное море.

В тот же день вечером он снова посетил губернатора. Навозная куча была сожжена дотла.

Несмотря на этот радикальный шаг, болезнь не остановилась. Как пес, познавший радость первой добычи, она зашагала по темным улицам, сея медленную смерть – черную рвоту и жидкий кал. Обычные гигиенические предосторожности, введенные Барри, подняли уровень здравоохранения в беднейших кварталах города. Регулярное сжигание мусора, который раньше разносили бродячие кошки и собаки, снизил заболеваемость дизентерией. Утренний объезд закрытых вагончиков, опорожнявших нужники, улучшил положение с санитарией, а уроки для будущих матерей в клинике слегка снизили детскую смертность. Но болезнь, уверенная в себе, упорная и изворотливая, спокойно проникала сквозь любые баррикады и обходила костры, ставшие постоянным тревожным зрелищем на улицах. В первые недели мая ранняя летняя жара усилилась и число смертей пугающе выросло. Барри приказал немедленно кремировать трупы и полностью закрыть порт. Англичане в панике рванулись в свои летние домики в горах. Экономика была парализована; губернатор находился на грани нервного срыва.

Никто не знал, как распространяется болезнь, но Барри подозревал, что зараза передается через воду. Он стал еще фанатичнее следить за чистотой и отдал строжайшие приказания насчет ручья над госпиталем. Всю воду надлежало кипятить, независимо от ее происхождения. Официальные распоряжения по поводу новых санитарных правил висели на стенах по всему городу. Госпитальная печь работала без перерыва. Возросла опасность пожара. Больничный запас белья и бинтов почти исчерпался. Некоторые колониальные дамы пожертвовали свои шелковые нижние юбки и занавески, которые резали и перешивали на повязки. Миссис Харрис организовала комитет – Женскую лигу защиты здоровья, – члены которого собирались для обсуждения сбора средств на вдов и сирот и выносили свои веские суждения. Заразу навлекли на них всех распущенные нравы островитян. Следовало осуществить важные перемены. Дамы подошли к моральному перевооружению со рвением и вкусом.