Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

— Несчастье? — с ужасом в глазах воскликнул подбежавший князь Баяндур.

— Иди туда, — показав головой на сражающихся Алидзорцев, тихо произнес Бек. — Я сейчас. — Но повис в беспамятстве на руках Согомона.

Князь Баяндур решительно, но осторожно снял с Бека его плащ и шлем и, протянув их Мовсесу, сказал:

— Надень, возьми его меч, садись на моего коня, он похож на коня Бека, и езжай скорее туда, пусть никто не знает, что Бек…

Мовсес наскоро надел плащ Бека, его шлем, вскочил на коня князя и полетел, ведя за собой отряд всадников.

— Сильнее, мои храбрецы, бей неверного! — голосом Бека кричал Мовсес, ворвавшись в ряды турецких войск, скопившихся на берегу реки. Рядом с ним ехал воин, высоко держа знамя Давид-Бека.

— Да здравствует Давид-Бек! — дружно кричали алидзорцы, хотя некоторые из них и знали, что Бека среди них нет.

Князь Баяндур, надев на Бека свой плащ, поручил телохранителям отнести его на другую сторону холма к епископу Овакиму.

Части конницы Мхитара, внезапно появившиеся в тылу и на левом фланге растерявшегося врага, нанесли сильные удары. Окруженные с трех сторон турецкие войска все еще теснились на берегу реки.

Увидев паническое бегство своих войск в центре и на левом фланге, Абдулла паша, незадолго до этого радостно потиравший руки, предвкушая победу, соскочил с кресла и, сделав несколько шагов, яростно кричал:

— Что это происходит, кто зашел к нам в тыл?

Но его телохранители и советники молчали. Главный войсковой мулла в бессилии опустился на колени. Лицо паши покрылось холодным потом. Неужели он теряет победу… близкую, полную?..

Соскочив с коня, к его ногам покатился запыхавшийся гонец.

— Армяне окружают нас… Режут!

— Кто пришел им на помощь? — спросил паша.

— Спарапет Мухитар…

— Что?.. — У паши задрожала рука. Он ударил ногой в живот гонца, который, судорожно обхватив руками живот, скатился вниз…

— Обманул! И на этот раз провел меня, дьявол! — неестественным голосом, колотя себя по голове, орал паша. — Коня!..

Слуги-арабы подвели жеребца и помогли паше взобраться в седло. Пришпорив коня, он взмахнул саблей и помчался к своим войскам. Находившиеся возле него воины и свита поскакали вслед за ним. Однако не успел паша спуститься со своего холма, как ему преградила путь бежавшая навстречу беспорядочная масса аскяров. Побросав оружие, они пытались бегством спастись от преследовавшей их конницы, которая беспощадно топтала, разила и убивала их.

— Назад, вернитесь, проклятье! — закричал паша и стал разить бежавших аскяров.

— Зулум!.. Зулум!.. [68] Зулум — несчастье ( тюркск .). — кричали аскяры.

— Аман!.. [69] Аман — горе нам ( тюркск .). — орала масса.

Не внимая угрозам и крикам пашей, пытавшихся остановить бежавших в панике людей, аскяры топтали друг друга, падали, не будучи в силах подняться вновь. Мурад-Аслан, с трудом пробившись к паше, схватил его за руку и крикнул:

— Смотри на реку!

Паша посмотрел на Аракс и завыл диким голосом. Река была запружена его войсками. Все бежали, отчаянно крича и толкая друг друга.

— Верните, верните их назад! — кричал паша.

Мурад-Аслан снова дернул его за рукав:

— Смотри направо.

Со стороны горы Цгна прямо в ту сторону, где стоял Абдулла, стремглав летел новый отряд конницы спарапета. Паша, словно почувствовав на шее холодное прикосновение сабли, в полной растерянности резко повернул коня к реке и спустя минуту был уже в мутной воде Аракса.

Вдохновленные успехом, войска Мхитара и Давид-Бека продолжали натиск, преследуя бежавшего врага. Турки искали спасения на том берегу Аракса. Не многим из них удавалось переплыть реку и выйти на ее персидский берег.

Солнце уже садилось.

Равнина Мараги была покрыта тысячами трупов воинов и коней, брошенным оружием и доспехами. На восточном холме одиноко стоял опустевший роскошный шатер сераскяра Абдулла паши.

Утро. Во дворе монастыря апостола Товмы, у входа в покои епископа, стояли, опустив головы, армянские военачальники. Время от времени открывалась дверь и на пороге показывался Мовсес.

— Ну? — бросаясь к нему, спрашивали они.

— Врач надеется… Но еще не пришел в сознание. Дыхание еле слышно… — отвечал Мовсес.

— Господь наш, даруй его нам, пожалей нас, псов своих, помилосердствуй, — шептали военачальники.

В опочивальне епископа на единственной кровати лежал Давид-Бек. Врач обмыл его рану, зашил тонкой шелковой ниткой, перевязал ее. В изголовье Бека стоял епископ Оваким, у ног — спарапет Мхитар. Он не моргая смотрел на посиневшие уста Бека, на его лоб, в морщинах которого блестели капли пота. Огромное горе душило спарапета…

На простенькой деревянной кровати лежала сама судьба армян.

Ни одного родного человека не было у него. Он был одинок в этом переполненном людскими страданиями мире и не имел ничего, кроме окровавленного кафтана, закаленной в боях сабли и очень большого сердца.

У Мхитара сжималось горло. Мысль о том, что он, Мхитар, своим раздором с Беком стал причиной большого несчастья, мучила его. Хоть бы раз, один раз открыл бы Бек глаза и увидел, что Мхитар с ним, отныне и навеки.

Врач помыл руки в медном тазу и, усевшись возле раненого, сказал медленно:

— Немного погодя он откроет глаза, в полдень заговорит, а через неделю станет на ноги. Рана не опасная, только крови потерял много.

И действительно, через два часа Бек открыл глаза. Старый лекарь улыбнулся сквозь коротко подстриженные усы. Опасность миновала. Епископ Оваким закрыл осторожно книгу Нарекаци. Всю ночь он еле слышным голосом читал творения великого поэта.

Спарапет на коленях подполз к Беку и поцеловал его руку. Бек долго смотрел на него, затем тихо, разомкнув бледные уста, спросил:

— Кто пал?

— Лишь бы ты скорее исцелился, тэр наш, — прошептал спарапет.

— Назови павших, — потребовал Бек.

Мхитар перевел взгляд на хирурга. Тот сделал знак головой, дав знать, что можно говорить. Бек выжидательно смотрел на спарапета. Взгляд его был повелительный.

— В сражении при Мараге закончили свою жизнь со славой сотники Ованес и Захария, сын мелика Бархудара военачальник Паки, Сари и Аракел из Мегри, мелик Мага из Джуги и бек Диланчи, Авшар Тэр-Гаспар, сотник Саркис из Шиванидзора, военачальник Казар из Гайлаберда…

Голос Мхитара дрожал. Он с трудом выговаривал имена павших. Бек слушал его, закрыв глаза. Казалось, он мысленно прощался с каждым из них, своих боевых соратников, отдавших свою жизнь за родную землю и покоившихся ныне в ее объятиях…

— …Затем пали три тысячи сто сорок шесть отважных воинов, — продолжал спарапет. — Из ополчения погибло четыре тысячи человек.

— Царство им небесное… — прошептал Бек.