Вальдемар Лысяк - Императорский покер

Вторая их схожесть касалась одежды. Суворов, вечно неряшливый и небрежно одетый, походил на шута из ярмарочного балагана. Точно так же выглядел красовавшийся в позе верховного жреца Павел, когда в качестве главы православной церкви [27] Снова передергивание Автора: В Акте о престолонаследии Павла I 1797 года содержалось догматически некорректное (по лютеранскому образцу) положение: " Государи Российские суть Главою Церкви ". В Основных законах Российской империи это положение комментировалось так: "Император яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви Святой благочиния. (…) В сем смысле Император в акте о наследии престола (1797 апр. 5) именуется Главою Церкви". После 1917 года наименование главы церкви применяется в Русской Церкви только к Христу ( https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B0_%D1%86%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%B2%D0%B8 ) То есть, сам Павел главой церкви себя не именовал. (он сам себя назначил на этот пост) накладывал далматику [28] Далма́тика (от римской провинции Далмация ) — деталь литургического облачения католического клирика . Верхняя расшитая риза . Главное литургическое облачение католических диаконов . Внешне схожа с казулой — главным литургическим облачением католического священника и епископа — но снабжена рукавами. Цвет меняется в зависимости от праздников. В наиболее торжественные праздники епископы носят далматику под казулой . понтифика на скроенный по прусскому образцу мундир, лосины и жесткие ботфорты. Других подобий не было, царь ненавидел своего слугу, но, поскольку лучших, чем Суворов в деле побед военачальников у него не было, именно его он и послал наводить порядок на Западе.

В середине апреля 1799 года Суворов прибыл в Верону, принял верховное командование над войсками коалиции на итальянском, главном театре военных действий, после чего уже 27 апреля застал врасплох и истребил под Кассано французскую армию генерала Моро, которого земляки считали великим военачальником. С 17 по 20 июня та же судьба ожидала на реке Треббия армию генерала Макдональда. 15 августа под Нови Суворов разнес в клочья армию французского главнокомандующего, генерала Жубера (сам Жубер пал в этой битве) — и это, собственно, был уже конец. Пали крепости, французские войска практически перестали существовать, все итальянские достижения Наполеона были ликвидированы за четыре месяца. Ситуация Французской республики стала отчаянной, а "бог войны" развлекался в Сирии и не имел обо всем этом понятия.

Последней, буквально смешной — если учесть численность — надеждой Франции стала армия, а точнее, корпус Андре Массены, который притаился под Цюрихом, закрыв собою дорогу во Францию, и ожидал развития событий. В Цюрихе же располагался со своей армией Корсаков и тоже ожидал — Суворова, чтобы совместно стереть Массену в порошок. Время ожидания Корсаков коротал в приятных фривольных забавах и игре в карты, хвастаясь за зеленым столом, что отошлет Массену в Петербург в клетке, как "образчик республиканца".

8 сентября Суворов выступил из Италии в сторону Цюриха. На всю дорогу через швейцарские Альпы он отводил двадцать дней — 28 сентября ему необходимо было соединиться с Корсаковым и замкнуть ловушку вокруг французов. В течение этих двадцати дней Франция уже считала себя побежденной, только лишь один человек, не боявшийся никакого имени, холодный, внимательный, молчаливый и хитрый, считал иначе и с каменным спокойствием выжидал случая. Это как раз и был Массена.

Суворов реализовывал свой план с типичной для себя последовательностью, не обращая внимания на страдания солдат, гибнувших в альпийских пропастях. Через пять дней он прошел четверть пути, только это не вывело Массену из равновесия. Через десять дней ему осталось преодолеть лишь половину расстояния, а Массена с той же неподвижностью готовой метнуться мурены наблюдал за тем, как Корсаков пирует и укладывает себе в постель средиземноморских красоток.

Через пятнадцать дней Суворову оставалось преодолеть лишь четверть пути, и он уже готовился замкнуть клещи, а Массена даже не шевельнулся и только молча глядел на то, как Корсаков растягивает линии своих войск для договоренного с Суворовым обходного маневра.

Когда эти линии растянулись в требуемой ему степени, Массена нанес чудовищный удар, пригвоздил Корсакова к Цюрихскому озеру и растоптал, взяв несколько тысяч пленных, все пушки (сто штук), запасы и казну.

Что же касается Суворова, следует сказать, что он с точностью часовщика реализовал собственный план: как он и рассчитывал, 28 августа ему удалось соединиться с отрядами Корсакова — только это были лишь убегавшие из-под Цюриха недобитые солдаты. Видя это, старый фельдмаршал впервые в жизни поджал хвост и начал отступать. Тяжело пережив цюрихское поражение, и вместе тем жестоко обидевшись на союзников, поскольку те не помогли российской армии, царь Павел отзывает своих парней домой и окончательно выходит из коалиционной песочницы. Франция была спасена.

А Наполеон, который 9 октября 1799 года возвратился во Францию и ровно через месяц взял власть в свои руки в качестве Первого Консула Республики, уже имел на руках карты для покерного розыгрыша с Петербургом. Этими картами были несколько тысяч пленных, захваченных Массеной. Вместе с горсткой русских, схваченных генералом Брюном под Алкмааром в Голландии (разгром англо-российского десанта), это давало чуть более шести тысяч российских солдат, гнивших в лагерях военнопленных на территории Франции. Этих пленных Павел I не был в состоянии освободить, так как у него не было французских пленных на обмен.

Принимая все это во внимание, европейские политики с изумлением наблюдали нарастающую симпатию царя к Первому Консулу. Удивление это было необоснованным. Павел I ненавидел Францию до момента, когда ею потрясала "безбожная секта якобинцев". Французские республиканские лозунги, такие как "свобода — равенство — братство", да что там, даже выражения "общество", "гражданин" и "отчизна" — для него были дьявольскими изобретениями.

Наполеона же он посчитал "укротителем якобинцев" и почти что потерял голову в отношении него, и шаг за шагом за этим увлечением следовали репрессии против Британии. В апреле 1800 года царь отозвал из Лондона своего посла Воронова, а через два месяца выгнал вон из Петербурга британского посла Уитворта со всем его персоналом — все это в качестве мести за интриги Уитворта и за то, что Англия отклонила французские предложения по вопрос обмена пленными. И тогда Бонапарт начал делать ставки.