Элисон Уэйр - Джейн Сеймур. Королева во власти призраков [litres]

Джейн обмерла. Выдумал? Состряпал?

– Но у вас были показания свидетелей, мастер Кромвель, не так ли? – хрипло спросила она.

– Конечно были, мадам, и я играл, используя их.

Он улыбнулся ей. Джейн испугалась, не лукавит ли он. Что первично – доказательства или «стряпня»? И что он имел в виду, говоря о выдуманном любовном приключении королевы? Спрашивать Джейн не смела, потому что не хотела знать ответ. Она не забыла глупые вопросы, которые ей задавали в Тайном совете. Тогда у нее промелькнула мысль, что они пытаются высосать из пальца обвинения против Анны, но у них это плохо получается.

Шапуи следил за Джейн:

– Думаю, мастер Кромвель имеет в виду, что он ознакомился со свидетельствами и решил, что настало время действовать.

Господин секретарь с мудрым видом кивнул.

Заявление Шапуи противоречило похвальбам Кромвеля, но Джейн не хотелось возражать. Генрих рассердился на Кромвеля. Это было в тот день, когда Шапуи признал Анну королевой и они все решили, что ее звезда снова на подъеме. Анна хотела уничтожить Кромвеля. Очевидный вывод таков: Кромвель отправился домой и там замыслил свержение Анны. Доказательства – какие ни есть – были добыты позже. И старался господин секретарь вовсе не ради того, чтобы сделать Джейн королевой или вернуть в фавор Марию, а для спасения собственной шкуры.

Джейн возилась с едой, ощущая тошноту. Остальных слова Кромвеля, казалось, ничуть не смутили. Разговор вернулся к Марии. Сославшись на то, что завтра ей рано вставать, Джейн удалилась, как только позволили приличия. Теперь она точно знала: больше нельзя утешать себя ложными заверениями о причастности Анны к тому, за что ее казнили. А вдруг на ней вообще не было никакой вины?

1536 год

Лондон был en fête [21] В праздничном настроении (фр.) . , вдоль берегов реки собрались толпы народа. Всем не терпелось увидеть, как новая королева торжественно въезжает в город. Джейн сидела рядом с Генрихом в королевской барке, облаченная в золотую парчу и увешанная дорогими украшениями, и через силу улыбалась, пока они плыли из Гринвича к Вестминстеру в сопровождении красочной процессии маленьких лодок, празднично убранных по поводу такой оказии. Позади следовала барка с королевскими стражниками в алой с золотом форме.

Люди на берегу встречали приближение королевских лодок радостными криками; военные корабли и береговые пушки палили.

У пристани в Рэдклиффе рядом с Лаймхаусом они остановились, чтобы король с королевой могли посмотреть устроенную в их честь Шапуи живую картину с демонстрацией того, как император одобряет брак Генриха и Джейн. Сам посол, разодетый в пурпурный атлас, ожидал их в шатре, расшитом гербами императора, а когда представление закончилось, Шапуи подал сигнал двум небольшим лодкам. На одной сидели трубачи, на другой – группа музыкантов с шомами [22] Шом, или шалмей, – деревянный духовой язычковый музыкальный инструмент, напоминающий персидскую зурну и армянский дудук; известен на севере Европы с XII в. и волынками. Посол попросил их сняться с якорей и обеспечить музыкальное сопровождение королевской барке, которая возобновила величавое движение к Вестминстеру. Французский посол, стоявший на берегу, с завистью взирал на происходящее.

Джейн едва смогла заставить себя взглянуть на Тауэр, который показался вдалеке, – угрюмый и зловещий, несмотря на украшенные вымпелами и флагами стены. Лодка остановилась, чтобы принять салют четырехсот пушек, которые выстроились на пристани у Тауэра. Но Джейн думала только о том, что те же самые орудия стреляли три недели назад, оповещая лондонцев о смерти Анны Болейн. Анна все еще была здесь, за этими стенами, ее тело разлагалось под плитами пола церкви Святого Петра в Тауэре. Томас с каким-то премерзким удовольствием сообщил Джейн, что гроба для Анны не делали, ее окровавленный труп и голову похоронили в ящике от стрел и без особых церемоний.

Джейн посмотрела на Генриха, который стоял рядом с ней, но ничего особенного не заметила. Король принимал салют. Если его и терзали неприятные мысли, вида он не подавал. Джейн сглотнула. Надо собраться, иначе тревога и угрызения совести сведут ее с ума. Лучше ей забыть о печальной участи Анны; это не ее вина. Однако надоедливый внутренний голосок тут же напомнил, что она по своей воле прислушалась к «дружескому совету» и влила яд в уши Генриха, чем помогла убедить его в необходимости избавиться от Анны. А потом сообщила королю о своей беременности, закончившейся неудачно, и тем самым, вероятно, окончательно решила участь прежней королевы. Но ведь она не хотела причинять ей вред!

Глаза Джейн блуждали по рядам горожан, заполонивших берега Темзы. Люди громкими криками выражали одобрение новой правительнице. Они не испытывали никаких моральных терзаний, как и Генрих. Ах, но известно ли им, что падение Анны было спланировано Кромвелем?

«Хватит!» – велела она себе, улыбаясь и приветственно махая рукой людям. Какая нелепость – считать себя виноватой из-за того, что сделал Кромвель. А разве сама Джейн не умолчала о том, что видела у башни Мирефлорес? Она хотела только аннулирования брака, а вовсе не гибели Анны. И была уверена в существовании убедительных доказательств, пока другие не начали выражать сомнения, но тогда уже было поздно. С тех пор Джейн перетряхивала свою душу, чтобы понять, отчего чувствует себя виноватой. Она сходила на исповедь и получила отпущение грехов. Духовник развеял ее сомнения. Отчего тогда ее мучения продолжаются?

В Вестминстере Джейн и Генрих спустились с барки на берег и рука об руку во главе процессии направились к Вестминстерскому аббатству, где послушали мессу. Когда были освящены гостии [23] Гостия – пресный хлеб для таинства евхаристии в католицизме, англиканстве и ряде других протестантских церквей. , Джейн склонила голову и впервые за этот день ощутила ликование. Тут она вспомнила, почему решила стать королевой и какого блага хотела достичь. Ей пришел на память отец Джеймс; когда-то давным-давно он говорил ей о Цицероне и его идее высшего блага. Что лучше: еретичка, которая изображает из себя королеву, попирает истинную веру и злоумышляет против истинной королевы и ее дочери, или добродетельная королева, которая стремится восстановить подлинную религию и права законной наследницы престола? Разве можно было сомневаться, на чьей стороне находится высшее благо?

Шествие по улицам Лондона не планировалось. Генрих сказал, что это подождет до коронации. Джейн обрадовалась: сегодняшних церемоний ей хватило с избытком, – и испытала огромное облегчение, когда наконец оказалась в своих покоях во дворце Йорк.