Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

Величана не понимала, о чем он говорит, но слушала, и перед мысленным взором будто разливалось тихое сияние; сначало слабое, оно постепенно крепло, от него в сердце проливался покой, чувство близости некой непостижимой силы, которая защищает от горя и боли. А главное, что она поняла – тот, кто следует за Христом, недоступен ни для какого зла, принесенного старыми богами. В том царстве божием, о котором говорит Олег Предславич, Етон никогда не найдет ее. Даже если придут с ним все те сотни древних воинов, что погибли в незапамятные времена и с тех пор пируют у Одина в палатах.

– Волхвы как учат: что есть дерево рода и каждый человек только лист. Распускается, живет свой срок, опадает, сгнивает, а весной оживает на том же дереве вновь, только на веточке помоложе. И каждый живущий душу свою будто взаймы у рода получил и перед ним всей своей жизнью отвечает. Но это не так.

– А как?

– Душу человеческую Бог на землю посылает, создает ее раз и навсегда. Проживет человек земной срок, душа его назад к Богу возвращается. Исполнившие его закон соединяются с ним для вечного блаженства, а отступившие – идут на вечную муку. Только один раз мы живем на земле. И душа твоя – только твоя. Как пройдешь ты свой путь по земле, что заслужишь – награду или наказание, в том и будет душа твоя потом пребывать вечность. И важно быть с Богом, чтобы с ним жизнь обрести вечную, а не смерть. Неизмеримо лучше здешней жизни…

Величана слушала с таким же удивлением, как если бы ей сказали, что вот это солнце в небе дается ей в нераздельное вечное владение. Так в каждом из христиан живет своя собственная душа, которую Бог создал нарочно для него? Навсегда? И заботиться нужно о ней, ведь потом самому и держать ответ…

Эти мысли приносили чувство одиночества – как одинок лист, сорванный с родной ветки. Но и чувство свободы. Воображению рисовалось солнце, что послало ее в земной мир, – иного бога-творца душ она не умела представить, – и тянуло прильнуть к нему, как верная дочь льнет к груди доброго отца. Но представить это было все равно что утратить землю под ногами и пуститься в путь по облакам.

Так они и сидели вдвоем, пока Плеснеск хоронил своего прежнего князя. Олег Предславич не более Величаны хотел видеть, как в жертву мертвецу умертвят еще двух человек – постельничего Пригрева и Цветоху. Пригрев и сам был немолод, для него хорошо не разлучаться с господином. Цветоха в Нави станет женой Етона – займет при нем то же почетное положение, что здесь занимала Величана. А здесь так и прожила бы холопкой весь тяжкий век. Юная вдова утешала себя этими мыслями и гнала прочь образ темной ямы, обшитой досками, отчасти похожей на обычный земной дом, но принадежащей смерти. Там лежит на резных носилках Етон, с мечом у правой руки и княжьим жезлом у левой, а Цветоха в платье Величаны – рядом с ним… Величана закрывала глаза, прижимала пальцы к опущенным векам, но не могла избавиться от видения кровавой раны через все белое горло Цветохи, возле низки из синих и желтых стеклянных бусин…

по обычаю причитала баба Бегляна, ее дочери и внучки – служительницы Божьей горы.

До позднего вечера княжий двор пустовал – на жальнике продолжался погребальный пир и состязания. Почти весь город был там: Етон заранее велел наварить столько пива, чтобы каждому из плеснецкой чади хватило по чарке. Спускался вечер, и у Величаны постепенно легчало на душе. Еще немного, вот закроют с приближением темноты могилу дощатой кровлей, и она вздохнет свободно. Старый муж отправится в свой дальний путь без нее. А потом над могилой насыплют высокий холм, сообразно роду и положению Етона, и тем крепко запрут ворота между мирами живых и мертвых.

Для нее начнется новая жизнь. Молодость, зрелость, старость – все то, чего первоначально судьба ей не обещала. Может быть, у нее еще будут дети, внуки… От кого у нее могут родиться эти дети, Величана пока не предполагала. Но теперь уже ясно ощущала перед собой эту огромную жизнь, поднесенную ей в подарок. Обычную женскую жизнь, свободную от Етона плеснецкого и его жутких тайн…

– Пройдет года два, и ты будешь вспоминать все это как сон, – говорил ей Олег Предславич, и по спокойной уверенности его дружелюбного голоса она угадывала, что он делится собственным опытом. – А лет через пять-шесть тебе будет казаться, что все это случилось вовсе и не с тобой. Эти тревоги забудутся и утратят над тобой власть. Думай о том, чтобы для новой жизни вручить душу свою более доброму и надежному вожатому.

Он, наверное, имел в виду бога, Иисуса Христа. Но Величане при этом вспоминался Лют. Вот кому она с радостью вручила бы себя! Чем больше отходила ее душа от потрясения и смертного ужаса, тем сильнее ей хотелось видеть его, говорить с ним…

Если только Святослав не возьмет ее третьей женой… А ведь скорее всего так и будет. Она, вдова прежнего князя, закрепит его права на эту землю. Ах, с какой радостью она и эти права отдала бы несчастной Цветохе, вместе со своими платьями и уборами. Пусть бы унесла их в ту яму! Но вот это было никак невозможно.

Пир и гулянье над могилой продолжались до зари. Ели мясо бычков и баранов, выбранных еще самим Етоном, пили поставленное им пиво, пока в последнем бочонке не высохло дно. Сперва Чудислав взял свои резные гусли и на струнах позолоченной бронзы сыграл песнь о древнем князе Дулебе, сыне Перуновом, потом другие певцы воздавали честь прежним волынским и плеснецким князьям. Иные из этих песен принесены были еще с Дунай-реки. Баба Бегляна, управлявшая всем ходом погребального обряда, от трудов и пива так утомилась, что заснула, сидя на земле у края ямы, и внуки повели ее домой под локти, едва волочащую ноги.

На рассвете люди наконец разошлись, и утренний ветер один теперь гулял над крышкой могильной ямы, над разбросанной свежей землей, над истоптанной травой вокруг, где белели кости от пиршества.

Назавтра пир продолжался на княжьем дворе. На хозяйском месте сидел Святослав, ближе к нему – киевские бояре и гриди, напротив – плеснецкие лучшие мужи. Бужане пересказывали Святославу порядки и обычаи земли, по которым род Етонов ею управлял, Святослав в ответ рассказывал, что киевскому князю требуется от новых подданных. Иногда спорили, но пока сдержанно, из уважения к памяти покойного.

Прежняя челядь, за вычетом Цветохи, подавала на столы, и наблюдала за челядью прежняя княгиня. Для нее уже сшили «печальную сряду», и теперь Величана с опущенными глазами скользила меж столов, как ожившая белая березка. Глаза бужан следили за ней с любопытством и отчасти осуждением: всеобщее мнение было таково, что Святославу надлежало выполнить волю Етона и отпустить с ним молодую жену. Все настолько привыкли к мысли о ее неизбежной смерти, что теперь она казалась вернувшейся с того света. Ради своей чести Величана не показывала радости от того, что задержалась среди живых. Святослав тоже нередко на нее поглядывал, и, видя это, даже самые упрямые из плеснецких старейшин соглашались в душе: чего иного было и ждать? Молодое тянется к молодому, и мало кто на месте Святослава сумел бы расстаться с юной цветущей женой, заполучив права на нее.