Имоджен Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

Мистер Хэнкок вернулся домой поздно, страшно усталый, с потухшими глазами, но она не в том состоянии, чтобы это заметить, поскольку сама встала с постели всего час назад и почти все это время отмывала с себя последние следы своей потери. Видя в этих кровавых потеках и разводах свидетельство своей вины, она долго и тщательно оттирала их над лоханью в кухне, стиснув зубы от горя. Так что сегодняшний ужин совсем не похож на обычные счастливые трапезы, хотя к нему Анжелика надела свое самое красивое платье из чинца и велела Бригитте припудрить ей волосы.

– Мм? – вопросительно мычит мистер Хэнкок.

– Ваша русалка.

– А… – Он рассеянно ковыряется вилкой в тарелке. – Трудно объяснить.

Он действительно не знает, что и думать. Первым его побуждением было броситься обратно домой, рассказать жене о диковинном существе, непостижимом для человеческого разума, но его будто что-то приковало к месту, и в конечном счете он простоял там над чаном, жадно ловя взглядом каждое движение в черной воде, еще много, много минут, которые сложились в долгие часы.

Анжелика не настаивает. На самом деле она едва слышит мужа: все ее мысли обращены внутрь, к горячему сгустку боли в самой сердцевине тела. Она снова и снова задается вопросом, как же так вышло, что это крохотное существо, ей дарованное, тотчас же и было у нее отнято. Могло ли все обернуться иначе? Не слишком ли часто она гуляла по вечерней прохладе? Не слишком ли много двигалась – или, наоборот, не слишком ли мало? А может, она отравила ребенка своими собственными мыслями? Может, он почувствовал, что она не готова к материнству? Может, он отчаянно нуждался в любви, которую она не спешила простереть на него? «О господи… или это наказание мне за прошлые мои грехи?»

Еда на вкус что зола. Анжелика отодвигает тарелку.

Муж почти не смотрит на нее. «Возможно, он знает – и гневается». Она пытается поймать его взгляд, но мистер Хэнкок вообще ничего не видит вокруг. Он напряженно обдумывает, куда поместить новообретенную русалку: не может же она вечно оставаться в китобойных доках. Для нее требуется изрядных размеров водоем, но этот ответ порождает новые вопросы. Какой срок жизни у русалок? Эту русалку едва ли можно назвать живой в обычном смысле слова, так что неизвестно, умрет ли она когда-нибудь. И наверное, держать ее следует в соленой воде? Морская обитательница все-таки.

Мистер Хэнкок жалеет, что у него нет научных знаний.

Впрочем, вряд ли наука в силах объяснить это творение природы. Мистер Хэнкок вспоминает чувство, с которым он вглядывался в темную глубину чана. Странное чувство, что перед ним нечто гораздо большее, чем казалось на первый взгляд: словно огромная бездна разверзлась там, где прежде все мнилось незыблемым и обыденным. По спине у него пробегает неприятный колючий холодок, и внезапно он думает о Генри, о Мэри, которые посреди жизни были объяты смертью. «Всё тлен и суета, – думает мистер Хэнкок. – Сегодня мы в расцвете сил, а завтра скошены под корень». И если человек в любую минуту может быть навеки оторван от своих земных трудов, значит нет у него иной надежды, кроме как оставить какой-то след в этом мире, будь то здание, им воздвигнутое, или стучащее сердце ребенка, им рожденного. Ведь если он ничего после себя не оставит, кто сможет сказать, что он вообще жил на свете?

У мистера Хэнкока пересыхает во рту. Со дня своей женитьбы он ни разу не испытывал ни малейшей тревоги, но сейчас вдруг исполняется страха при мысли, что все бесценные хрупкие вещи, которыми он обладает, очень скоро будут у него отняты. В его голове звучит чей-то голос, но слов не разобрать.

Мистер Хэнкок со вздохом тянется через стол и берет жену за руку.

Мистер Хэнкок отсутствует целыми днями. Анжелика не знает, где он пропадает, но, когда она просыпается утром, мужа уже нет в постели, и она неприкаянно бродит по дому, зная, что не найдет его ни в одной комнате. У нее тоскливо сжимается сердце, словно он ее бросил. Она пытается готовиться к переезду вместе со Сьюки и Бригиттой, но делает все настолько неуклюже и бестолково, что скоро девочки теряют терпение.

– Да шевелитесь же! – раздраженно говорит Сьюки, когда однажды Анжелика добрых двадцать минут стоит посреди гостиной, держа в руке единственную чашку. – Несправедливо, что все приходится делать мне одной. Вы даже не удосужились прочитать списки, мною составленные! Хотя заниматься списками следовало бы вам, а не мне. И он ничем не лучше.

– Прости меня, – шепчет Анжелика. Под глазами у нее черные круги.

В потере ребенка она видит дурное предзнаменование, и чем ближе день переезда, тем страшнее ей становится. Муж приобрел для нее роскошный дом, где она должна блистать подобием бриллианта в изысканной оправе. «Ничего не получится, – думает Анжелика. – Я не оправдаю ожиданий. Я и здесь потерплю неудачу, только уже явную, а не тайную». Ее душит страх. Она садится, и у нее не хватает ни силы в налитых тяжестью ногах, ни воли в истощенной душе, чтобы встать снова.

Комната выглядит непривычно: вся мебель накрыта белыми простынями. Анжелика, комкая у груди еще одну простыню, устремляет на Сьюки страдальческий взгляд.

– Пожалуйста, пожалуйста, не говори ему о… о том, что случилось.

– Он все равно не сегодня завтра узнает.

Анжелика понуро опускает голову:

– Я не могу так разочаровать его, просто не могу.

И Сьюки, которой теперь передалась болезненная тревога Анжелики, вынуждена заниматься домашними делами в одиночку: она безостановочно бегает вверх-вниз по лестнице, поглощенная хлопотами, и строчит в своем блокноте с таким усердием, что мать возгордилась бы, на нее глядя.

Когда мистер Хэнкок, отрешенный и ко всему безучастный, возвращается домой, Сьюки гневно набрасывается на него:

– Где вас носит? Посмотрите на свою жену! Она нездорова!

– Вот как?

Мистер Хэнкок весь день простоял над чаном с русалкой. Ноги у него гудят от усталости, глаза болят от напряжения, с которым он много часов вглядывался в черную воду. Он уже давно не пудрил свой парик, не посещал цирюльника и не переодевался в чистое, но он уверен, что чем дольше смотрит на русалку, тем яснее разбирает ее шепотные слова. Ночами, лежа без сна рядом с неспящей женой, он воображает, будто слышит голос морской девы, не громче чьего-то бормотания во сне. Скоро, очень скоро он поймет, что́ она говорит ему.

– Вы меня слышите или нет? – Племянница стоит прямо перед ним, но у него такое ощущение, точно он укрыт от нее под толщей темной воды. – Ваша жена нуждается в вас. Хотя мне кажется, это для вас ничего не значит.

Да, так и есть, ничего не значит: мистер Хэнкок не идет наверх к Анжелике, чтобы поздороваться и справиться о ее самочувствии.