Имоджен Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

– Удивительно, что у вас и мистера Хэнкока до сих пор нет ребенка, – говорит она.

Миссис Хэнкок отвечает не сразу.

– Мы женаты всего полгода.

– Полгода! Мне понадобилось куда меньше времени! Впрочем, вы ведь постарше меня будете.

Младенец, погружаясь в дрему, шевелит губами все медленнее, все слабее, а потом и вовсе перестает. Миссис Флауэрдей с гордостью глядит на него и легонько надавливает пальцем на розовую щечку, после чего он снова принимается энергично сосать, помаргивая ресницами.

– Ну вы только посмотрите на него! Милая моя крошка! – Она поднимает глаза. – У нас была чудесная свадьба. Длинный кортеж медленно ехал через пустошь; дети из окрестных деревень размахивали веточками с разноцветными лентами, а в гривы лошадей были вплетены цветы. Полагаю, у вас было пышное бракосочетание.

– Нет, мы обвенчались в моей старой приходской церкви. – Анжелика вспоминает холодные каменные плиты, которыми вымощена внутри церковь Святой Анны; имена мертвых, глубоко вырезанные в полу алтаря, куда они с мистером Хэнкоком вступили. – Мы не видели необходимости устраивать зрелище из наших чувств.

Она тогда была в белых лайковых перчатках, но даже сквозь перчатку ощущала, как дрожит его рука. Воспоминание это такое же смутное, обрывочное, как любое воспоминание детства; оно словно бы не имеет ни малейшего отношения к нынешней ее жизни.

– Все же странно, что за целых полгода у вас так и не получилось, – говорит миссис Флауэрдей. – Мы с мужем ни на минуту не расставались, пока я не…

– Ну, дети появляются, когда время придет, не раньше и не позже, – указывает дочери миссис Кроуфорд, но она почти тридцать лет волей-неволей изучала вопросы деторождения и сейчас пользуется случаем дать ценный совет. – Полагаю, вы в первый раз замужем, – говорит она покровительственным тоном многоопытного человека. – Вы просто не представляете, сколько молодых новобрачных совершенно не искушены в подобных вопросах.

– Мама, – предостерегающе произносит миссис Флауэрдей. – Ты что, запамятовала наш с тобой утренний разговор?

Даже Сьюки забывает о своей тревоге и вся подается вперед, донельзя заинтригованная неожиданным поворотом беседы.

Анжелика ненадолго задумывается. Ее лицо, по-прежнему безмятежное и очаровательное, теперь почти неуловимо напрягается, что замечает одна только племянница.

– Действительно, миссис Кроуфорд, ни один мужчина, кроме мистера Хэнкока, никогда не называл меня своей женой. Но я не думаю, что дело здесь в моей неискушенности. Мужчин у меня было столько, что не счесть. А количество беременностей, которые мне пришлось прервать… ну, это определенно не пошло мне на пользу.

Анжелика не прячет глаз. И почти улыбается, когда миссис Кроуфорд опускает свою чашку на блюдце столь нетвердыми руками, что та пляшет на блюдце.

– А… – произносит пожилая дама, теребя в пальцах носовой платочек. – Кхм… – Она глубоко вздыхает, и лицо у нее проясняется. – Но теперь все мы здесь добропорядочные женщины – и для меня не имеет значения, какие ошибки вы совершили в прошлом, поскольку ныне вы раскаиваетесь. Я всегда говорю: судить людей – дело Господа Бога, а никак не мое.

– Я считаю нужным предупредить вас, что я великая грешница. Я на протяжении десяти лет была знаменитой куртизанкой, – торжествующе объявляет Анжелика.

Однако миссис Кроуфорд упорствует в своем благочестии.

– Многие упрекают меня в чрезмерной терпимости, но таковы уж мои принципы. – Она сцепляет руки на животе и с удовольствием возвращается к прерванной теме, ибо нисколько не сомневается в своей способности понять причину бездетности Хэнкоков и помочь дельным советом. – А ваш муж? Какое у него прошлое? Он ведь наверняка был не холостяк, в своем-то почтенном возрасте.

– Вдовец, – говорит Анжелика.

– Ага! Ты слышишь, Дженни? – Миссис Кроуфорд толкает локтем свою золовку. – Вдовец! Тебе есть над чем поразмыслить. Всем мужчинам, упущенным тобой в молодости, в скором времени понадобится новая жена. – Она хихикает и хлопает в ладоши. – Вдовец! Прекрасный выбор, миссис Хэнкок! Хороший, надежный муж, не подверженный романтическим страстям, от которых, поверьте мне, обычно больше головной боли, чем радости. Человек, уже вполне раскрывший свой характер и уже наживший состояние, что избавляет от многих трудностей, с какими приходится сталкиваться в первые годы супружества.

– И не особо озабоченный размером приданого, которое, будучи недостаточно большим, всегда понижает ценность женщины в глазах общества, – добавляет миссис Флауэрдей.

– Да, очень практичный выбор, – кивает ее мать. – Я всегда считала, что вторая жена скорее практическая необходимость, тогда как первая – равноправный соратник.

– Вот в чем истинная важность приданого, – говорит миссис Флауэрдей. – Оно уравнивает супругов в правах. Когда моему Эдварду приходит в голову очередная дурацкая идея, я всякий раз говорю: «А помните ли вы, сэр, чьей щедрости мы обязаны деньгами, из которых придется оплачивать вашу затею?» И это заставляет его призадуматься. – Младенец лежит у нее в руках весь обмякший, как пьяный; она отдает его обратно тетушке, чтобы срыгнул, и заправляет грудь в корсаж. Потом улыбается Анжелике. – Конечно, джентльмену столь обеспеченному, как ваш мистер Хэнкок, ничто не препятствует взять в жены любую женщину по своему выбору, пусть даже с самой сомнительной репутацией. – Она приподнимает бровь. – Ничто, кроме соображений приличия.

– Ни в коем случае не хочу вас обидеть, миссис Флауэрдей, – любезно отвечает Анжелика, – поскольку я уверена, что вы не имели в виду ничего дурного, но последние ваши слова можно принять за свидетельство вашей ограниченности. Недоброжелательности, подумали бы иные. И даже вульгарной грубости. А я и мысли не допускаю, что вы намеревались произвести именно такое впечатление. – Она сжимает руку миссис Флауэрдей. – Я говорю вам это как друг. И как женщина, которая немного постарше вас.

Миссис Кроуфорд ворочается в кресле, чрезвычайно довольная, что блистательная столичная дама удостоила их своими проницательными замечаниями. Джейн Кроуфорд, вытирающая молоко с губ своего подопечного, по-прежнему молчит, но впервые за все время расплывается в широкой улыбке, которую тотчас прячет, уткнувшись лицом в мягкую шейку ребенка.

– А теперь позвольте поинтересоваться, – продолжает Анжелика, – весь ли свой репертуар показал нам Малыш, или у него есть еще какие-нибудь номера? Я готова сидеть и любоваться на ваше сокровище еще целый час – его выступление ничем не хуже любого выступления Гаррика из тех, что мне доводилось видеть, – но если далее у него в программе печальная ария или какая-нибудь трагическая сценка, мне требуется небольшой перерыв, дабы унять душевное волнение.