Имоджен Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

– Жаль, что она приняла это так близко к сердцу, – говорит он Анжелике, когда они уединяются в своей спальне. – Она ведет себя так, будто я от нее отказался.

– Вы и вправду выступили самым жалким образом, – отвечает жена, убирая туго заплетенные косы под ночной чепец. – Мне было за вас стыдно. – Она кладет ладони на бедра, но поза у нее не суровая, а сочное тело, облитое складками полупрозрачной сорочки, так и манит. – Больше так продолжаться не может. Вы же говорили мне, еще до нашего бракосочетания, что твердо положили защищать мисс Сьюки и оберегать от любых бед.

– Да, так и есть.

– Сегодня вы ее не защитили.

Мистер Хэнкок вздыхает:

– У моей сестры чрезвычайно тяжелый нрав. Если я в чем-то ей уступаю, это вовсе не значит, что я полностью перед ней капитулирую.

– Ай-ай-ай! Ды вы только послушайте себя! – Анжелика укладывается в постель с ним рядом, и он тотчас поворачивается к ней и смотрит с обожанием.

– Поистине, миссис Хэнкок, вы умеете добиться того, чего мне, мужчине, не добиться никакими стараниями.

– Вот-вот! И задайтесь вопросом, есть ли вообще что-нибудь такое, чего я не могу сделать, тогда как вы можете.

– Мне никогда не сравняться с вами по части такта и чуткости. Я уже много лет не видел миссис Липпард такой спокойной и довольной. Я счастлив, что вы есть у меня.

«На самом деле, – думает он, – с каждым днем становится все яснее, что мне давно следовало жениться». Да-да, совместными усилиями они достигнут даже не вдвое, а во многократ большего, чем смогли бы по одиночке.

– О, я хорошо знаю женщин подобного рода, – говорит Анжелика. – Угодить им легко – все они в конечном счете хотят одного и того же. – Она кусает ноготь и зарывается поглубже под одеяло. – Но ваша сестра права в одном, сэр: вы действительно предпочли меня вашей Сьюки, о чем я глубоко сожалею.

– Вы моя жена, а она мне даже не дочь. Если родная мать хотела забрать ее отсюда – что я мог поделать?

– Полагаю, бедняжку уже не раз переселяли с места на место сообразно удобству семейства. А ведь у нее должен быть свой постоянный дом.

– Мягкосердечная! Ну разумно ли, чтобы она бездельничала в одном доме, когда в другом для нее есть работа? Покуда Сьюки не обзаведется собственной семьей, она должна приносить пользу этой.

– Кто у нас мягкосердечный, так это вы. – Анжелика придвигается поближе, устраиваясь у него в объятиях. – Вряд ли вы сможете обходиться без своей любимой племянницы. – Она нипочем не признается, что и сама очень нуждается в Сьюки, поскольку ни черта не смыслит в ведении домашнего хозяйства, а девочка знает многое.

– А что насчет вашего обещания заняться ее образованием и воспитанием? – усмехается мистер Хэнкок.

– Выгодное вложение средств. Чем искуснее она будет в своих умениях, тем удачнее выйдет замуж. Все расходы с лихвой окупятся однажды. – Анжелика протяжно зевает, уже не в силах оторвать голову от подушки. – Я найду учителей для нее.

Мистер Хэнкок колеблется. Кошка бесшумно выскальзывает из-под кровати, вспрыгивает на нее и мягко ступает по одеялу в изножье.

– Надеюсь, не тех же самых, которые… гм… обучают подопечных миссис Чаппел? – тревожно спрашивает он.

Кошка кружится и кружится на месте, утаптывая стеганое покрывало. В Анжелике поднимается протест совершенно в духе Беллы Фортескью: «Да какая разница, если цель-то одна?» Но она просто мотает головой и говорит:

– Вам нечего опасаться, сэр. – Потом поворачивает лицо к мужу и смотрит прямо в глаза. – Вы сегодня совершили замечательный поступок. Вы защитили своих домочадцев. Да-да, в конечном счете – защитили. И разве это не благоприятное начало нашей совместной жизни?

Сейчас она вполне искренна: для нее в новинку, что мужчина, взявший ее на полное содержание, готов во всем с ней соглашаться. Она бы, наверное, просто не пережила, попадись ей еще один вероломец вроде Рокингема. Анжелика нашаривает руку мистера Хэнкока, лежащую поверх одеяла, и ласково поглаживает. Они улыбаются друг другу, само воплощение счастливого брака по расчету.

– Давайте не будем понапрасну жечь свечу, – говорит Анжелика.

Случилось так, что однажды некий господин по имени мистер Брирли был застигнут за противоестественным непотребством с молодым конюхом, а иные утверждают, будто и вовсе с лошадью. Впрочем, интимные прихоти посторонних людей для нас никакого интереса не представляют. А единственное значение имеет тот факт, что после того, как упомянутый мистер Брирли удавился, не вынеся позора, стало известно об огромных долгах, за ним числящихся, и вдова выставила дом со всем содержимым на продажу по весьма приемлемой цене.

Вышеизложенные новости доходят до мистера Хэнкока, когда он собирается по своим делам однажды утром.

– Я куплю для вас этот дом, – говорит он жене за завтраком.

– О нет, – живо возражает она. – Только ради меня – не надо. Ни в коем случае.

Анжелика, румяная и сочнотелая, неописуемо прелестна в своем свободном утреннем платье, белом с тонким лиственным узором. А какие милые обычаи она завела! Например, сегодня пригласила мистера Хэнкока после утренней работы, в десять или одиннадцать часов, присоединиться к ней в будуаре для чаепития со свежей выпечкой.

Он опасливо сидит на изящном стуле, расставив ноги по обе стороны крохотного круглого столика, и осторожно держит хрупкую фарфоровую чашечку двумя пальцами, а Анжелика, недавно вставшая с постели, намазывает себе на булочку масло и мармелад. Завтраки для нее в новинку – в прежней своей жизни она редко поднималась раньше полудня, – и мистеру Хэнкоку приятно наблюдать, с какой серьезностью она ест теплый хлеб с холодным конфитюром.

– Я обещал вам большее, – говорит он. – Я не намеревался навсегда поселить вас в Дептфорде.

– Меня здесь все устраивает, уверяю вас.

– Вдобавок мы должны предоставить Сьюки… – (которая к ним не присоединилась, поскольку все еще дуется на мистера Хэнкока), – больше возможностей встречаться с благородными особами и учиться у них изысканным манерам.

В глубине души он беспокоится, что теперь, когда Анжелика вскружила ей голову обещаниями насчет танцевальных уроков и наставников-французов, племянница меньшим не удовольствуется. К тому же он чувствует себя немного виноватым, что сам не додумался предложить девочке что-нибудь подобное.

– Мы можем – и должны – устроиться лучше, – продолжает он. – Я уже не тот, кем был раньше, миссис Хэнкок. Ныне я землевладелец и домовладелец: моя недвижимость в Мэрилебоне растет в цене столь быстро, что вскоре я смогу полностью отойти от торговых дел. Человеку с моим состоянием не пристало жить в таком доме, – настаивает он, – тем паче теперь, когда у него есть такая жена, как вы. Каждый божий день я смотрю на вас, сидящую у камина, и думаю: прекрасный бриллиант нуждается в прекрасной оправе.