Аннетте Хесс - Немецкий дом

На следующее утро, сразу после завтрака, Ева положила шляпу с узкими полями в большой бумажный пакет и отправилась в пансион «Солнечный». За стойкой никого не оказалось, из помещения слева доносились невнятные голоса и звон посуды. Гости завтракали, хозяйка с кофейником сновала между столами. Хозяина нигде не было видно. Ева помнила, в каком номере поселили Кона, поднялась по лестнице на второй этаж и прошла по темному, застеленному ковровой дорожкой коридору. У двери с номером восемь она остановилась и тихо постучала.

– Господин Кон? Я вам кое-что принесла.

Ответа не было. Ева постучала еще раз, подождала и нажала на ручку двери. Дверь оказалась не заперта, комната была пуста, окно широко открыто, из него открывался вид на высокий брандмауэр, на сквозняке колыхались светящиеся занавески. Несмотря на свежий воздух, комнату наполнял резкий запах. «Как будто газ или хлороформ, обезболивающее у дантиста», – подумала Ева, невольно прикрыв рукой нос и рот, и вышла обратно в коридор.

– Что вы тут ищете, фройляйн? – подошел к ней хозяин.

– Мне нужен господин Кон.

Хозяин смерил ее взглядом слегка опухших глаз.

– А это не вы тогда с ним приходили? Вы ему родственница?

Ева покачала головой.

– Нет, у меня просто его…

В качестве объяснения Ева приподняла бумажный пакет, который, однако, хозяина не заинтересовал. Он вошел в номер.

– Сколько недель старик тут прожил, – заворчал он, закрывая окно. – О гигиене и санитарии они просто ничего не слышали. А мне теперь выковыривать вшей изо всех щелей. А те на уговоры не поддаются. Их только выкуривать.

– Он уехал?

Хозяин обернулся к Еве.

– Нет, его же задавила машина.

Ева уставилась на хозяина и с сомнением покачала головой.

– Но… он ведь… у него всего-навсего сотрясение мозга.

– Откуда мне знать. Сегодня утром уже заходил прокурор или кто там, рыжий такой, забрал чемодан. Все оплачено. Только средство против вшей – на него мне, разумеется, опять придется раскошеливаться самому. Или, может, вы заплатите?

Ева развернулась и, не ответив, медленно пошла по коридору, держа в левой руке бумажный пакет. Тремя пальцами правой руки она легонько опиралась о стену. Было такое чувство, что нужна опора.

Войдя полчаса спустя в дом, Ева с удивлением услышала в своей комнате шум. Голоса и смех. Мать и сестра стояли у открытого шкафа и шерстили ее одежду. Они уже достали и повесили на дверцу шкафа два лучших ее платья. Ева раздраженно посмотрела на них.

– Что вы здесь делаете?

– Хотели тебе помочь, – заявила Аннегрета, не оборачиваясь на Еву.

– Мы ищем, что тебе лучше надеть сегодня вечером, дочка. Ты должна блистать у Шоорманов, – прибавила Эдит.

– Но вы же не можете просто так входить в мою комнату и рыться в моем шкафу… – возмутилась Ева.

Мать с сестрой проигнорировали протест. Вместо этого Аннегрета ткнула в темно-синее облегающее платье.

– Я за это, оно стройнит, а мама за светло-коричневый костюм. Но ты же знаешь мамин вкус – не самый изысканный.

Эдит в шутку замахнулась на дочь:

– Я тебе покажу!..

– Нет, ты только посмотри на этот старый мешок. – Аннегрета потянула голубой в клетку халат Эдит, который та носила дома, когда не нужно было в ресторан. – А волосы? Просто сахарная вата. Противно природе…

– Перестаньте! – сказала Ева так серьезно, что Эдит и Аннегрета прекратили перепалку.

Ева положила бумажный пакет на кровать и тяжело села. Эдит пристально посмотрела на младшую дочь и приложила ей ко лбу тыльную сторону ладони.

– Ты не заболеваешь?

– Ах, ерунда, мама, – отмахнулась Аннегрета, – просто волнуется, выдержит ли смотрины. Да все получится, Ева, дорогая! Скоро вольешься в круг высших десяти тысяч.

Аннегрета злорадно усмехнулась и снова повернулась к шкафу. Ева смотрела на широкую спину сестры.

– Ты же сказала, что у Отто Кона всего-навсего сотрясение мозга.

Аннегрета, которая как раз прикладывала белый пиджачок к синему платью, проверяя, подходит ли он по цвету, замерла.

– Я – что?

– Кто такой Кон? – сердито спросила Эдит.

– Он умер, – сказала Ева Аннегрете, не обращая внимания на мать.

Аннегрета вернула белый пиджак в шкаф.

– Я только передала тебе то, что сказал мне заведующий отделением.

– Значит, травмы были значительно серьезнее. Значит, он умер где-то на улице, после того как ушел от вас из больницы. Как вы могли его отпустить?

– Мне откуда знать? Я-то тут при чем, Ева?

Аннегрета стремительно развернулась и посмотрела на Еву в яростном негодовании. При этом она так выпучила глаза, что стала слегка косить. Да, вспомнила Ева, у сестры в детстве бывал такой вид, особенно когда она попадалась на том, что тырила съестные припасы. Догадавшись, что Аннегрета солгала, Ева испугалась.

– Вы не могли бы, в конце концов, объяснить мне, что здесь происходит? – нетерпеливо спросила Эдит, продолжая чистить щеткой светло-коричневый костюм.

– Свидетель в суде, мама. Он вчера…

– Ах вот оно что, – резко перебила Эдит и, как бы обороняясь, подняла руку, в которой держала щетку.

Было очевидно, что она ничего не хочет об этом слышать. Ева смотрела на мать и сестру. Те снова отвернулись и продолжили заниматься гардеробом, как будто ее вообще тут не было. Вдруг она почувствовала себя не дома – в своей собственной комнате – и встала.

– Выйдите, пожалуйста.

Эдит и Аннегрета обернулись, опешили, помялись. Затем Эдит всучила Еве светло-коричневый костюм.

– Послушай меня, надень это. Он скромный, приличный, в нем ты произведешь хорошее впечатление. Ты ведь помоешь голову?

И Эдит вышла, не дожидаясь ответа. Повернувшись к двери, Аннегрета сочувственно пожала плечами.

– Мы просто хотели тебе посоветовать. Насильно мил не будешь. – И тоже вышла.

Оставшись одна, Ева вернула наряды в шкаф и закрыла дверцу. Затем достала из бумажного пакета шляпу и повертела ее в руках. Густо-черный бархат в некоторых местах потерся, сиреневая подкладка отошла. Когда-то бело-голубая ленточка внутри стала жирно-черной и блестела от пота и грязи. На пришитом клочке ткани было вышито: «Дом Линдман, Херманштадт, телефон 553». Ева осмотрелась, сдвинула на полке несколько книг и положила шляпу на освободившееся место.

Вечером около семи машина Юргена остановилась у фонаря перед домом. Под шерстяным пальто на Еве было не синее платье и не светло-коричневый костюм. Она выбрала темно-красное шелковое платье с глубоким вырезом, самое элегантное. Шляпу она не надела, пучок уложила выше обычного. Лодочки сделали ее выше, что с удивлением констатировал Юрген, открывая ей дверь. Кроме того, он заметил, что Ева, кажется, совсем не волнуется, и пошутил на эту тему. Она промолчала. С обеда она пребывала в странном состоянии. Ее как будто обернули толстым слоем ваты.