Анастасия Туманова - Горюч камень Алатырь

… – Ефимка, вставай! Вставай, беда!

Ефим торчком сел на плоту. Был уже день. Брёвна под ним ходили ходуном.

– Оторвались мы ночью-то! – Антип, стоя на краю плота, направлял его жердиной. – Верёвка, видать, не сдержала! Невесть сколько по теченью прошли! И камня не видать!

Ефим, ещё не проснувшись окончательно, диким взглядом смотрел на берега. До них теперь можно было достать ладонью. Река неслась вперёд как полоумная, подбрасывая плот и опасно раскачивая его. Холодные брызги летели в лицо. Ефим увидел перепуганные лица женщин – и страх ледяной волной хлынул за ворот.

– Нешто и Медвеж-камень проспали?!

– Проспали, видать!

– Так на берег надо… – начал было Ефим… и умолк. Было очевидно, что приставать к отвесным скалам, в которые превратились берега, бессмысленно. Ефим схватил вторую жердину и, едва удерживаясь на скачущем плоту, пошёл на другой край.

Вскоре он окликнул брата:

– Антипка! Кажись, ещё быстрей понесло? Гляди, как у камней уже вертит! Стало быть, пороги скоро?

Антип в ответ только покрутил головой и незаметно оглянулся на середину плота, где, тесно прижавшись друг к дружке, сидели женщины с детьми.

– Устька, Васёнка, вы покрепче держитесь! – скомандовал, перекрикивая рёв воды, Ефим. – Как понесёт – так и цепляйтесь! Петька, слышь, что говорю? Ваше дело – держаться да не голосить! Потому всё равно ничего не услышим! Устька, ты Танюшку привяжи!

– Да уж привязала, – бледная Устинья накрепко приматывала к себе платком дочку. – А коли в воду ухнем, Ефим, тогда что?

– Тогда… помоги нам Бог. Цепляйтесь за что ни есть – и всё! – Ефим обернулся – посмотреть на жену. Её тревожный взгляд полоснул его как ножом, и он поспешил успокоить, – Не дрожи, дура, авось выгребем. Попробуем между порогами…

– ЕФИМ!!!

Он повернулся на крик брата… и плот вздыбило так, что Ефим повалился навзничь и выронил жердь, чудом не свалившись в воду. Тут же вскочил – и упал снова. Плот трясло и качало, вода бурлила, закручиваясь вокруг острых камней, которые, казалось, в одно мгновение поднялись со дна реки. Стоя на четвереньках на прыгающих, скользких брёвнах, Ефим едва мог расслышать, что кричит брат:

– Пороги пошли! Держись! Да хватай жердину-то, анафема!!!

Опомнившись, Ефим схватил свою жердь в тот миг, когда она уже соскользнула в воду. Вместе с Антипом им кое-как удалось оттолкнуть плот от скал и вывести его на быстрину. Рядом с ними летели через камни замшелые, мокрые брёвна, вывороченные из земли пни. Острый корень одного из них чиркнул Ефима по лицу, распорол кожу на лбу, но вытирать кровь было некогда.

– Первый проскочили! Второй пошёл!

О том, чтобы направлять плот, уже не было и речи. Ефим и Антип успевали только отталкиваться от огромных камней: о каждый из них плот шутя мог разбиться вдребезги. Вот неловкое движение соскользнувшей жерди, страшная ругань Ефима, – и плот поднялся на дыбы под истошный визг женщин. Антип с силой налёг на свою жердь, выравнивая плот. На его лбу сизыми жгутами вздулись жилы. Страшно затрещали, расходясь, брёвна, хрустнула и переломилась жердь – но плот выровнялся и, крутясь, как щепка, вылетел на середину реки.

– Второй проскочили, – тихо сказал Ефим.

– Держись, – так же тихо ответил Антип, глядя на то, как вода уносит обломки его жерди. – Смотри. Вон она – Алтан-гора-то.

Ефим глянул вперёд – и по спине побежал холод. Впереди пенилась, дыбилась белыми гребнями вода. В воздухе висела седая завеса брызг. А прямо на них неслась, стремительно приближаясь, островерхая скала.

– Анти-и-ип! В серёдку давай, держи баб! Я сам! – заорал он. А больше ничего они не успели: плот налетел на скалу, затрещал, на него хлынула вода. Ефима накрыло с головой, он каким-то чудом удержался на обезумевших брёвнах, ткнул наугад жердью – и она сломалась у него в руках. Следующий толчок был ещё сильнее. Он швырнул Ефима на середину плота, проволок спиной по брёвнам. И прямо над ухом, сквозь грохот и плеск, страшно вскричала Устинья:

– Васёна!!!

Ефим обернулся – и только успел заметить, как что-то с шумом плюхнулось в воду. Он дёрнулся было следом – но Антип спрыгнул первым и сразу же с головой ушёл под воду. Вынырнул среди водоворотов и несущихся по течению веток – и снова исчез.

«Утопнет… Утопнет же!» Ефим, вцепившись в мокрое бревно, всматривался в воду. Больше всего хотелось сигануть в эту ледяную кашу вслед за братом – но за спиной была Устька, дети… а в воде уже никого не было видно. С грохотом и треском плот перевалил через последний порог, два бревна отделились от него и тут же исчезли из виду. Сквозь секущие лицо брызги Ефим едва разглядел каменную гряду – и чёрную дыру, в которую с глухим клёкотом обрушивалась вода.

– Антип! – надрывая горло, заорал он, и эхо отразило его голос от скал. – Анти-и-ип!!!

И брат тут же появился – словно ждал этого зова. Он вылетел из реки в фонтане брызг, что-то прокричал сквозь шум и треск – и на брёвна мокрым кулём рухнула Василиса. Ефим оттолкнул её к Устинье, на середину, распластался на плоту.

– Антипка! Руку давай! Давай руку, чёрт! Живо!

Но брата больше не было видно. Пенились волны, неслись по ним сучки и щепки. В последний раз Ефим увидел Антипа уже у самого провала: видно было, как брат изо всех сил цепляется за прыгающий на воде пень.

– Анти-ип!!! Антип! Держись! Я сейчас, братка, держись! Держи-и-ись!!!

Но пень уже с грохотом обрушился в дыру. Вслед за ним полетели обломки плота, и Ефим, обернувшись, увидел, как Устинья, оскалившись от натуги, пытается выхваченной из воды веткой развернуть те четыре связанных бревна, на которых все они все ещё держались. Ефим вырвал у неё из рук ветку, с силой оттолкнулся от камней, несколькими могучими рывками вывел остаток плота на спокойную воду. За спиной гремела, падая в пропасть, река. Летел мимо суковатый плавник. А впереди уже мелькал отлогий берег, кедры и тяжёлые, замшелые, неподвижные валуны.

Они выбрались на сушу мокрые, избитые о камни, насквозь промёрзшие. Все их небогатые пожитки унесло рекой: в чёрной дыре сгинули драгоценный топор, трут и кресало, нож, котелок и самое главное – тряпичный свёрток с деньгами, которыми путники готовились расплатиться за зимний постой и фальшивые документы. Только ружьё, побитое о камни и ни на что не годное, вынесло на берег в десяти шагах. Устинья, раздев детей донага, велела Петьке прыгать по берегу и растирать Танюшку, а сама кинулась в лес за сухой корой и травой. Ефим тем временем отыскал два острых камешка, – и через полчаса упорных трудов ему удалось раздуть слабую искру в гнезде из щепочек и высохших былинок.

Вскоре на берегу пылал, трещал смолистыми ветвями огромный костёр. Возле него лежала на подстилке из лапника Танюшка. Подойдя, Устинья в который раз потрогала дочку, убедилась, что она тёплая и сухая. «Слава богу, не успела простыть.» Рядом с Танюшкой сидел голый до пояса Петька: лохмотья его рубахи сушились, натянутые на рогулину, возле огня.