Эрик Шабаев - Только б жила Россия

Петр Алексеевич крупными шагами ходил по шатру, яростно кромсал ноготь.

— Говоришь… генерал-губернатор с утра как на левом днепровском берегу? Не врешь?

— Так есть, вашмосць! — упорствовал шляхтич.

— Сам видел? — побледнев, спросил светлейший.

Пан слегка смутился, потеребил вислые усы.

— Як цей бивак. Ополуднио.

— Допытывались? О чем?

— О дороге на Пропойск, вашмосць. Вчера переправлена последняя фура… Дан роскас — исц вслад за кролем.

Петр мимолетно усмехнулся.

— У поляка и приказ — рассказ! — Он повернул голову на выход. — Эй, кто-нибудь! — влетел Сашка Румянцев, спросонья не попадая в рукав. — Спите, дьяволы? Арендателя ко мне!

Он помедлил над картой, опершись о кулак, рядом затрудненно посапывал встрепанный светлейший. «Ясен волчий ход! — вырывалось у него. — Ясен-понятен!» Чья-то рука откинула полстину, в проеме выросли усатые питерцы с горбоносеньким посередке.

— Подойди сюда! — ткнул пальцем Петр. — Ничего нового не вспомнил? Где Левенгаупт… Ну-ка, повтори!

— Вже, ранко був там…

— А по сю сторону шведа нету?

— Ниц, панове, ниц!

— Брешешь, пся крев! — крикнул шляхтич, наливаясь огнем и делая шаг вперед. — Вашмосць, я его спотыкалем в главной губернаторской ставке. Клянусь богом, то он!

— Точно?

— Готов дать присягу!

Петр перегнулся через стол, навис устрашающей глыбой.

— Н-ну, молчишь? Аль зоб талерами набили? Что ж, и мы в долгу не останемся… Увести!

Ухватив теплый левенгауптов след, погоня стремительно кинулась на юго-восток. Опереженье в полтора солдатских перехода, созданное ловким увертом губернатора, таяло как дым, у сельца Долгие Мхи, день спустя, прогремела первая схватка. Правда, была она под вечер, и арьергарду шведов удалось отойти, задержав русский головной отряд перед вздувшейся рытвиной, но чувствовалось — враг далеко не ушел, по рукам и ногам скован тяжкой колесной кладью.

Утром, в Лопатичах, в крайнем домишке мимолетно собрались Меншиков, Брюс, Голицын, Гессен-Дармштадт, кое-кто из бригадиров.

— Консилиум на мальтийский манер отпадает! — бросил Петр, жуя кус хлеба. — Шидловский, ты где? В нескольких словах — с чем вернулись твои чубари.

Полковой изюмцев, юркий, чернявенький, выступил из-за генеральских спин, поведал кратко. Левенгаупт с главными силами стоит сбочь деревни Лесной, учредив крепкий вагенбург, между тем как авангард еще затемно выдвинулся на пропойскую дорогу, имея целью очистить ее от засек и оседлать переправы.

— Фью-фью! — присвистнул Голицын. — Хочет раз — и в дамки.

Светлейший, кутаясь в лисий тулупчик, поднял осунувшееся, бледно-желтое лицо.

— Заслон казачий слабоват… Не укрепить ли его регулярной конницей? Вон, Фастман слева рысит, и доворачивать не надо…

— Ох, раскидаемся! — покачал головой Петр.

— У Адама тыщ семь, так? А при нас — одиннадцать с гаком. Разница? — стоял на своем Меншиков.

— Ладно, будь по-твоему. Фастман, ты уразумел? Не проворонь мосты, пока мы тут управляемся. Спиной ответишь!

Генералы склонились над планом, высматривая подступы к шведской укрепленной позиции. Туда, через густой лес, вели два пути — большак и проселок, идущие в некотором отдалении друг от друга, чтобы у деревни слиться, пристегнув еще и третий, кричевский тракт.

— Адам, как всегда, предусмотрителен, — озабоченно молвил Брюс. — Все дороги в пясть ухватил!

Петр знай сновал прокуренным пальцем по карте.

— Здесь, почти на выходе, просвет и еловый лесок… Что в нем?

— Черкасы мои насквозь пробеглы. Пусто! — заверил Шидловский.

— На Левенгаупта что-то непохоже… дефилей выгодный за так отдавать, — обронил Голицын.

Петр в нетерпении потопал ногой.

— Там будет видно… Поехали! Со мной, проселком, — гвардия, астраханский баталион, полки Троицкий, Владимирский, Нижегородский. У тебя, Данилыч, ингерманландцы, невцы, тверичи, шквадрон именной, смоленцы, ростовчане, конная пехота. Бить единокупно, по флангам, весь мой сказ! — И тихо: — Тебе, может, вперед не соваться, с фиброй твоей, посидеть в тепле?

— Ни в коем разе, мин херц! — встрепенулся Меншиков, сбрасывая тулупчик. — Ни-ни… Прошу.

— Подъем!

Колонны втянулись в лес, потеряли одна другую из вида. Малость, на какую-то толику потеплело, ветер словно запутался в ветвях, и если бы не кипящая серая ветошь над головой, можно было бы подумать, что его нет вовсе. Вился табачный дым, солдатская отрада, вдоль плутонгов летел приглушенный реготок.

Где-то посреди леса, боковой тропой выехал светлейший, ненадолго присоединился к Петру.

— Жив, чертушко?

— С лихоманкой только так… На остуд вали остуд, иначе расслабнешь. Да и не время залеживаться!

— Отсталых нету?

— Какое! Лекарь сказывал — все подранки в строй улепетнули, до единого. Что ж, ругать?

Петр повздыхал растроганно.

— Дождались… Дождались, господин мой товарищ.

— Тьфу-тьфу, не сглазить бы!

Сосновый бор понемногу расступился, открывая слева неширокую поляну, впереди — в полуверсте — засинел зубчатым верхом еловый лесок. Меншиковские роты выплескивались из лесных теснин, беззаботно-весело правили дальше, зеленой, в редких кочках, гладью.

— Может, перестроиться? — заметил Голицын, привстав на стременах. — Неровен час…

Александр Данилович досадливо махнул рукой.

— Пустая проволочка, ей-богу. Нам главное — лесок одолеть быстрее; принять строй успеем после… Ну а подтолкнуть надо, согласен!

Он поскакал наперерез ингерманландцам, чье знамя трепетало впереди.

Вокруг Петра тесно сбились молодые гвардейцы, роняли тихое: «Эка, понеслись… В обгон-то, кажется, Федор Бартенев? Л-ловок!» — и за словами угадывалось: чего ж мы-то как некормленные плетемся, команда будет или нет? Уховерт Румянцев пришпорил дончака, поравнялся с царем.

— Петр Алексеевич, дозвольте анфили… — и не досказал, смолк, стал бледнее полотна. — Там… Там… Батюшки светы!

— Ох, и врежу я тебе, куманек… — сердито начал Петр, отвлекаясь от раздумий, но теперь и сам уловил, какая каша заваривается у леска.

Из-за елей разом — под барабанную дробь — выступили пять-шесть левенгауптовых батальонов, дали залп, со штыками наперевес устремились через кочкарник. Позади сине-голубых всклубился дым, ядро начисто срезало макушку одинокой сосны. Оторопев, не успев развернуться, ингерманландцы покатились назад, к бору, откуда нестройными толпами выезжали невцы и тверичи, подпираемые легкой артиллерией. Сутолока, треск оглобель и постромок, рев, матерная брань…

В круговерти людей, коней и повозок метался светлейший в алой епанче, лупил солдат нагайкой, остервенело кричал. Ор возымел-таки действие: ингерманландцы приостановились, вытянули ломаную шеренгу, огнем осадили шведов, напиравших в лоб. Минута-другая, и алая епанча неслась уже краем поля, ведя в контратаку желтокафтанный именной шквадрон…