Евгений Штейнберг - Утренняя звезда

— Можно ярмарку устроить, — продолжал фантазировать Баженов. — Красивое будет зрелище.

— Верно! Расположим ее у донского устья и назовем Таганрогом…

Они советовались еще с полчаса, потом Екатерина сказала:

— Замысел ясен! Остальное зависит исключительно от вас, сударь. Приступайте поскорее к делу!

Она милостиво наклонила голову — аудиенция была окончена. Баженов поднялся, но медлил уходить. Императрица вопросительно поглядела на него.

— Позвольте, государыня, обратиться с покорнейшей просьбой, — сказал архитектор.

— Говорите!

— Дело касается господина Сумарокова. Ходатайствует о разрешении открыть в Москве свой театр…

— Знаю! — прервала императрица. — Он одолел меня письмами. Только, кажется, ничего не выйдет. Александр Сумароков на прожекты скор, а в практических материях смыслит мало. К тому же вздорен, сварлив! Прежде с графом Салтыковым распрю затеял, ныне Волконский на него жалуется… Самомнения непомерного, себя превыше всех почитает. Он и меня было наставлять вздумал. На мой «Наказ» критику написал. Вся Европа этим «Наказом» восхищена, а господину Сумарокову, вишь, не понравился.

— Государыня! — сказал Баженов. — Сумароков предан вашему величеству всей душой.

— Да в чем его преданность? — воскликнула Екатерина с досадой. — В заговор он не вступит, я знаю. Но злословить, осуждать меня и друзей моих — это сколько угодно! Нет, господин Баженов, подобная верность не больно меня радует… С родней своей рассорился, супругу с дочерьми покинул. С матерью родной в тяжбу вступил! Отовсюду только и слышу жалобы.

— Ваше величество, — возразил архитектор. — Умоляю вас не доверять наветам! Слабости Сумарокова и мне хорошо известны. Но в семейных раздорах повинен не он, а сестры его, вернее — их мужья, стремящиеся лишить Александра Петровича законной доли отцовского наследства.

— Допустим! — сказала Екатерина. — Я не намерена вмешиваться в их семейные дела. Но требую, чтобы российский дворянин дорожил своей честью и не становился притчей во языцех.

— Когда-то, государыня, вы ценили поэтический дар Сумарокова, — заметил Баженов.

— Не отрекаюсь! — пожала плечами Екатерина. — И за это наградила его щедро. Однако, сударь, в моей империи никто не избавлен от обязанности повиноваться властям и вести себя в обществе пристойно. Да и талант Сумарокова уже отошел в прошлое. Впрочем, ему ведь не отказано. Рассмотрю!.. Есть еще претенденты на театральную привилегию. Надо избрать достойнейшего.

Она поднялась с кресла. Баженов, поклонившись, вышел из кабинета.

Если бы Сумарокову и удалось добиться привилегии, то едва ли он мог бы ею воспользоваться. Недавно Прокопий Демидов представил его вексель к принудительному взысканию. Сумма, включавшая проценты и пеню за просрочку, была значительной.

К Сумарокову явился приказный для описи имущества. Дом с участком и дворовыми постройками был оценен втрое дешевле действительной стоимости.

— Да ты что, рехнулся, братец? — ахнул Александр Петрович, когда приказный назвал сумму.

— Подсчитано точно! — сказал приказный. — По инструкции!

Как ни презирал Сумароков «крапивное семя», он старался не давать волю гневу, чтобы не обозлить плюгавого человека, в чьих руках теперь была его судьба.

— Погоди, любезный! — сказал он. — Дома ты не касайся! У меня найдутся другие ценности…

Он повел чиновника в библиотеку.

— Погляди-ка! — показал он на книжные шкафы, стоявшие вдоль стен.

Приказный равнодушно скользнул взглядом по полкам.

— Здесь издания редчайшие, — терпеливо объяснял Сумароков. — Не во всяком дворце такие сыщутся. Я бы не лишился их ни за какие блага, но коли дело дошло до того, что из дому гонят, то бог с ними.

Чиновник покачал головой:

— Нет, ваше высокоблагородие! Маловато будет…

Сумароков раскрыл один из шкафов и вынул несколько толстых папок.

— Вот драгоценнейшие эстампы и гравюры! Произведения великих мастеров — французских, итальянских, немецких… Забирай! Теперь, надеюсь, хватит?

Он в изнеможении опустился в кресло.

— Сударь! — сказал приказный, слегка усмехнувшись. — К чему нам это? Вы говорите: драгоценность… А мне-то их цена неизвестна. Нет, уж коли сами дом заложили, на себя и пеняйте!

— Молчать! — крикнул хозяин не стерпев. — С кем разговариваешь, чернильная душа!

— Гневаться вам не приходится, сударь, — спокойно возразил чиновник. — Я не от себя явился, а по должности. Отдыхайте лучше в креслице. Хоть оно уже не ваше, я не запрещаю! Отдыхайте на здоровье…

— Прочь с глаз моих, мерзавец! — заревел Сумароков и, схватив со стола запыленный фолиант, метнул его в чиновника.

Тот едва успел отскочить в сторону и опрометью выскочил за дверь.

Александр Петрович поехал к Баженову, но не застал его дома. Архитектор с утра до вечера был занят работами на Ходынском поле. В оставленной записке Сумароков просил друга опять потолковать с Демидовым.

«Не могу понять, — писал он. — Отчего такая перемена? Ведь господин Демидов обещал не представлять ко взысканию!..»

Несколько дней спустя Баженов ответил письмом, извинившись, что по чрезвычайной занятости не может приехать лично. Поручение он выполнил, но, к сожалению, успеха не добился.

«На мою просьбу сказал Демидов, что, дескать, Сумароков моего поверенного выбранил, выгнал и тем мне самому оскорбление учинил, — говорилось в баженовском письме. — И еще тем он обижен, что ты сам к нему не явился на поклон. Был бы я при деньгах, с радостью бы выручил. Однако сейчас нахожусь весьма стеснен, ибо многие расходы по ходынским сооружениям оплачиваю, а расчет будет лишь по окончании. Тебе же советую дружески: обратись к Григорию Александровичу Потемкину. Слышно, он многим оказывает милости…»

Сумароков налил вина, выпил залпом. Видно, дома не спасти!.. Что же делать? Неужто навсегда поселиться в Сивцове? Жить в глуши круглый год… Нет, ни за что!

Походив в раздумье по комнате, он присел к столу, взялся за перо.

«Милостивый государь Григорий Александрович!..»

Письмо адресовалось Потемкину, фавориту императрицы, который теперь пользовался еще большей властью, чем некогда Григорий Орлов.

Изложив историю тяжбы с Демидовым, Александр Петрович писал:

«Сии судьи, которые меня разорить хотят, суть рабы отечества, а я сын отечества: и потому, что я дворянин, и потому, что отличный чин и орден имею, и потому, что потрудился довольно во красноречии российского языка. У меня один только на сей земле дом, так мне и приютиться будет некуда и должен буду на старости лет таскаться по миру».

Прося Потемкина о помощи, Сумароков обещал отблагодарить отечество новыми достойными произведениями…