Вадим Каргалов - Юрий Долгорукий

Сын Всеслава - Глеб - всей Полоцкой земли за собой не удержал, княжил только в Минске, но дерзкий и корыстолюбивый нрав унаследовал от отца. Держался от великого киевского князя особняком, даней в Киев не посылал. Пробовал его приневолить тогдашний великий князь Святополк Изяславич, в лето шесть тысяч шестьсот двенадцатое [84] 1104 г. ходил походом к Минску, но неудачно. Ещё больше возгордился Глеб Всеславич Минский, больше к Польше тянулся, чем к Руси.

За многими походами, усобицами и мятежами стали о нём забывать, но минский князь сам о себе напомнил. Нынешним летом вдруг ворвался в Смоленское княжество войной, сжёг город Слуцк, пограбил волости. Такого простить было нельзя, вот и собирает Мономах войско для похода на Минск...

Повествовал Вячеслав неторопливо и обстоятельно, к месту и не к месту вставлял книжные слова - будто летопись пересказывал.

Юрий слушал уже без особого внимания. Главное было понятно - на кого рать и по какому поводу, как понятно и то, что для Ростова все эти задумки - посторонние. Пусть Вячеслав сам с Глебом разбирается.

Однако мысли свои Юрий перед братом являть не стал, дослушал до конца. У брата Юрий и обедал, и почивать после обеда остался в покойной дворцовой ложнице. Боярина Василия отослал в полевой стан - помогать воеводе Петру Тихменю обустраивать войско.

Вышел Юрий из ложницы, когда солнце уже клонилось к закату. А за дверью Василий стоит - разволнованный, заждавшийся. Оказалось, стан неожиданно навестил сам великий князь. За сыном посылать не велел, сказал воеводам:

- Без князя досмотрю воинство. Если без князя порядок в стане, значит, при князе порядка вдвое. Показывайте, воеводы.

Негневливо так сказал, дружелюбно, но зачем-то добавил:

- Юрий-то, поди, умаялся в дороге, сюда бегучи. Пусть в хоромах после великих трудов отсыпается...

Василию почудилась в словах великого князя скрытая насмешка, вроде как упрёк. Не мог не знать Мономах, что Юрий вовсе не спешил, подолгу стоял в разных местах! Как понять слова великого князя?

Юрий беспокойства своего верного боярина не разделил. Не встревожило его, что сказал батюшка и как сказал. Велено было в Смоленск прийти, вот он и пришёл. А как идти - вборзе бежать или шествовать неторопливо - на то его, Юрия, разумение. Не служебник, чай, - владетельный князь!

Внутреннее высвобождение из-под властной отцовской опеки радовало и одновременно тревожило - непредсказуемостью будущего. Отдельный путь - опасный путь, и всё же иного пути для себя Юрий уже не видел.

Василий был удивлён безразличием князя к своим вестям. Пожалуй, впервые посмотрел Юрий на своего верного боярина со снисходительной жалостью. Вот ведь, кажется, и умён боярин, и опытен, и в посольских хитростях равного ему не было, а до глубинного княжеского разуменья подняться не в состоянии!

От Бога сие державное разуменье, лишь прирождённым князьям доступное, токмо от Бога!

Делиться обретённой истиной с Василием не стал, приказал коротко:

- В стан ступай, помогай воеводе Петру. Я же у брата ещё побуду...

На большом совете Юрий сидел среди громогласных Давыдовичей и Ольговичей. Без мест на совете было — кто где сел. Только Владимир Всеволодович Мономах сидел отдельно на высоком великокняжеском кресле, как бы сравняв под собой остальных князей — и сыновей, и сыновцев.

Сторожевым полком выступил Ярополк Владимирович с Давыдовичами и Ольговичами, следом — сам Мономах с большими полками. Юрий с остальными братьями был при отце. Дружинами его распоряжались великокняжеские воеводы.

Перед многолюдством великокняжеских полков сдалась Орша.

Ярополк с Давыдовичами и Ольговичами взял и пограбил город Друцк, второй после Минска коренной град князя Глеба, а всех жителей града перевёз в отцовские вотчины на реке Суле.

Князь Глеб Всеславич запёрся за крепкими стенами Минска: выходить в поле против такой многолюдной рати было бы безумием.

Медленно, неторопливо облегали великокняжеские полки град, разбивали станы, ставили заставы на проезжих дорогах. Мономах объявил, что приступать к городу не будет, бережа христианскую кровь, но выморит князя-ослушника гладом и хладом.

В станах по его приказу начали рубить избы, являя намерение стоять осадой сколько угодно долго, хоть всю зиму. Разъехались по окрестностям летучие загоны с подводами - собирать по деревням корм для людей и коней.

Гражане Минска устрашились неминуемой жалкой смерти и, собравшись вечем, заставили своего строптивого князя мириться с Мономахом. Но Мономах отослал послов Глеба обратно без чести, велел передать гражанам, что не будет им прощенья, пока самого Глеба и его злобившихся советников не приведут окованными в железо.

Опечаленные послы покинули великокняжеский шатёр, а за ними вышел Ольбег Ратиборович — договорить то, что Мономах прилюдно сказать не пожелал.

Ольбег посоветовал послам передать Глебу, чтобы тот просил других князей о заступничестве перед гневом Мономаха, и обещал, что прощение будет, если князья о том попросят и поручатся за Глеба...

Наутро Глеб с женою, детьми и всеми вельможами перед лицом князей смиренно просил о прощении, обещал впредь не своевольничать. Клятвы свои Глеб скрепил крестоцелованием и был прощён. Мономах даже вернул ему грады и земли, но не все. Пограничные со Смоленским княжеством волости были переданы князю Вячеславу Владимировичу - за урон и обиду. Вячеслав поставил там новый город Желню и населил его пленными полочанами.

А потом по обычаю был великий пир.

Глеба намеренно посадили среди младших Ольговичей.

Бледный, в одночасье постаревший, Глеб униженно благодарил братьев-князей за заступничество перед великим князем.

В чём было недомыслие Глеба?

Наверное, в том, что он оказался в одиночестве, противопоставив себя всему княжескому сословию. Вот и озирается жалко и бессильно, как затравленный волк...

Было в унижении минского князя для самого Юрия что-то оскорбительное. Как ни порицай Глеба, но ведь он из княжеского сословия, любой из князей может оказаться на его месте, если вызовет гнев великого князя.

Может, и самовластие самого Юрия призрачно?

Да, призрачно, если Юрий будет один. Но если за ним соберутся князья-союзники, можно разговаривать с великим князем на равных.

Тогда...

Тогда, выходит, отстранение Юрия от межкняжеских дел — не на пользу княжества?

Думать, крепко думать надобно...

А Мономах ратоборствовал, словно старался на закате жизни (седьмой десяток ему пошёл!) восполнить всё упущенное за долгие годы переяславского сидения.

Царевич Леон, зять Мономаха, вдруг пошёл войной на греческого императора Алексея [85] Царевич Леон, зять Мономаха, вдруг пошёл войной на греческого императора Алексея. - Защищая интересы дочери Марии и зятя, греческого царевича Леона Диагеновича, Владимир Мономах послал русские войска на дунайские города императора Алексея Комнина. . Почему осмелел Леон, ясно было всякому: с Леоном были сильные русские полки. Император от войны уклонился, прислал на Днестр посольство с мирными предложениями. Леон получил во владение несколько городов по Дунаю и успокоился.