Янка Мавр - Человек идет [Повести]

На суше водились казуары, но за ними можно гоняться только на лошади. И, чтобы подстеречь эту птицу, надо немало времени и сил. Что же касается плодовых деревьев, то их здесь так же немного, как и в наших лесах. Ведь они обычно выращиваются только человеком. Лишь его труд делает изобильной местность, которая с виду может показаться райской, а на деле бесплодна.

Правда, запасы у наших путников пока не иссякли, но следовало подумать о будущем.

Однажды справа, в трех — четырех километрах от берега, они заметили деревню. Решили зайти туда, выменять у папуасов что-нибудь из съестного.

Деревня стояла на берегу небольшого озера, ручей соединял его с рекой. Едва только жители увидели, что к деревушке приближаются чужие, как сразу пустились наутек. Европейцы кричали им, показывали знаками, что идут к ним с добрыми намерениями, — ничто не помогло, папуасы только еще сильнее пугались.

Придя в опустевшую деревню, заглянули в одну, в другую хижину — нигде ни души. Осталась лишь кое-какая утварь: корзины и циновки, искусно сплетенные из травы, кинжалы и стрелы из кости казуара.

— Полюбуйтесь на эту игрушку! — сказал Кандараки, показывая на высушенную человеческую голову. На нее стоило обратить внимание. Это была кожа, аккуратно снятая с черепа и набитая сухой травой. Рот и глаза широко раскрыты и подмазаны красной краской. Тут же лежали и голые черепа, раскрашенные в разные цвета.

— Взгляните, сколько на них рубцов, — обратил внимание Скотт, — несомненно, их добыли в бою.

— А их обладателей сожрали, — добавил Брук.

— Возможно, — согласился Скотт, — но почему нигде ничего съестного? Что они едят?

— Едят друг друга, — подсказал Брук.

— Где-нибудь в стороне, в лесу у них есть огороды, — объяснил Кандараки, — а кроме того, они разводят свиней и собак для еды.

— Жрать собак или друг друга — все одно и то же!

На единственной улице увидели поросят. Раздались выстрелы, двух убили. Эхо разнеслось по окрестности, и притаившиеся обитатели деревушки радовались, что успели убежать. Они были уверены, что страшные белые враги явились за тем, чтобы уничтожить их со всем имуществом. Разве этот гром, который они слышали, не свидетельствовал о намерениях пришельцев?

Возвращались берегом ручья. Выйдя на одну из полянок, остановились, как зачарованные. Даже Брук не выдержал и сказал:

— Что за чудесный уголок!

Со всех сторон свешивались удивительные цветы, диаметром в полметра каждый, называемые здесь муккуни. Это растение приспособилось жить на деревьях. Муккуни создают впечатление, будто весь лес зацвел одними и теми же цветами — ярко-оранжевой, словно пламя, окраски. И такие же яркие, как огонь, порхали с цветка на цветок знаменитые райские птицы. Когда они прикасались к цветам, казалось, что колеблется пламя.

В другом месте маленькие ярко-синие птички спасались от преследования бабочек, которые своими размерами в несколько раз превышали их. А на всех покрикивали, словно отдавая команду, бесчисленные попугаи.

— Черт возьми, прямо как в сказке! — озираясь по сторонам, восклицал Кандараки. Но вот он остановился, схватил ружье и указал на одно из деревьев.

Сквозь листву, чуть заметно, виднелась какая-то темная фигура. Конечно, это был папуас.

Скотт дал знак всем соблюдать тишину и стал осторожно подкрадываться к дереву. Но Брук не выдержал и выстрелил.

— Что вы сделали?! — крикнул Скотт.

Послышалось шуршание листвы, треск сучьев, и черное тело грохнулось на землю.

— Что вы сделали? — с упреком повторил Скотт. — Какая необходимость была в этом?

Все стояли опустив головы, даже Брук почувствовал, что поступил нехорошо. Через секунду он пришел в себя и попытался оправдаться:

— А зачем он следил за нами? Ведь он мог пустить в нас отравленную стрелу.

— Мы сняли бы его одним выстрелом, — сказал Скотт, — раз уж заметили, — он для нас не опасен. А теперь случившееся пойдет нам во вред. Дикари по всей реке придут в ярость. Подумайте, сколько будет нам хлопот. Нехорошо, мистер Брук!

Хануби в это время пошел в кусты, где упало тело.

— Сюда! Скорее! — вдруг закричал он со смехом.

Все подбежали — и тоже не могли удержаться от хохота. Даже Скотт хохотал — может, впервые в жизни. Вместо папуаса под деревом лежал кенгуру, так называемый лазящий кенгуру, какой водится только на Новой Гвинее.

— Ну и страна! — процедил сквозь зубы Брук. — Все здесь шиворот-навыворот: люди похожи на зверей, а звери на людей. Что ж, слава богу… А на папуасов мы еще успеем поохотиться.

С шутками и смехом все вернулись на катер. Там, услышав выстрелы, начали было тревожиться. Убитого кенгуру хватило на два дня.

На третий день под вечер пристали к небольшому островку. Богатая растительность, сухой высокий берег — все здесь было очень удобно для стоянки.

Приятно выбраться на твердую землю и походить по ней, разминая ноги, затекшие от продолжительного сидения. Разложили костер и решили ночевать прямо на берегу, так как на катере было тесно. Только два англичанина и грек отправились спать в каюту.

На ночь, как всегда, выставили стражу, но место было надежное, и часовой сам заснул раньше других.

Чунг Ли лежал под высоким деревом, в десяти шагах от костра, прислушивался к журчанию воды и думал о том, где сейчас находится его брат и встретятся ли они с ним когда-нибудь… А может, его уже нет в живых. Как жаль, что он опоздал всего на четыре дня!

Все спали. Костер погас. Где-то далеко завыла собака. Значит, там жилье. А может, это дикая собака, их много водится на Новой Гвинее?

Файлу, проснувшись на мгновение, перевернулся на другой бок, и в этот момент ему показалось, что возле Чунг Ли мелькнула какая-то тень. Он приподнял голову, протер глаза — ничего. Однако малаец не поленился встать, подошел к Чунг Ли. Оказалось, тот спит, как убитый. Файлу обошел кругом, прислушался — ни звука. Тогда он успокоился: наверное, со сна показалось. — Подкинул в огонь дров, улегся и спокойно уснул.

У папуасов Новой Гвинеи нет ни государства, ни каких-либо прочных объединений. Их племена и роды живут обособленно, почти не общаются между собой, — если не считать довольно частых стычек и ссор.

Нередко более сильное племя подчиняет себе ближайшие окрестные селения, но бывает, что и само попадает в кабалу.

Род Какаду насчитывал человек около четырехсот мужчин, женщин и детей. Хижины их были разбросаны по обеим сторонам небольшого ручья, на холмах. Большинство хижин стояло прямо на земле, и только некоторые — на небольших сваях. Крыши из пальмовых листьев, стены из ветвей деревьев, окон вообще нет. Единственное отверстие служит входом. Оно не закрывается, потому что воров здесь нет, да и воровать нечего. Только один дом, побольше остальных, принадлежащий вождю рода, имел дверь — крышку от какого-то ящика с английской надписью, неизвестно как попавшую сюда.