Альгирдас Поцюс - Заложники

Велев двоим стражникам сопровождать его, Мартин Нак подошел наконец к заветной двери. Звякнул один запор, другой, скрипнули ржавые дверные петли…

Взорам троих крестоносцев открылась картина, при виде которой у них подкосились ноги. Заложники — кто с помощью веревки, кто — ремня, кто — лоскута разорванной одежды или иным способом — свели счеты с жизнью. Их тела лежали вдоль стен, посредине подвала, висели на оконных решетках. На мгновение Нак задержал взгляд на лице Гругиса. Какое красивое лицо! Правда, оно приобрело уже синеватый оттенок… Казалось, юноша продолжает спать. Рядом с ним эта безумная девчонка Гирдиле. Можно было даже подумать, что они задушились одной веревкой.

Крестоносец окончательно потерял дар речи, когда увидел устремленные на него огромные глаза, из которых катились слезы. Съежившись в комочек, в углу сидела перепуганная Робуте. Та самая красавица с румянцем во всю щеку, которая приворожила его.

— Убейте меня, сама я никак не могу… Убейте! — умоляла девушка.

Нервы у Мартина Нака не выдержали — сломя голову он кинулся к выходу, поминая на ходу имя своего нового бога. У ворот замка он схватил под уздцы первого попавшегося коня, вскочил на него и ускакал.

Вскоре он был уже далеко в поле, и больше его в замке Бартенштейн не видели.

Весть о гибели юных заложников в орденской неволе была подобна искре, упавшей в сухую траву. Пламя вспыхнуло с быстротой молнии. Ведь они были не просто детьми своих родителей — они были сыновьями и дочерьми Жемайтии. При одном только воспоминании о том, как их, связанных, увозили на чужбину, женщины не могли сдержать слез. Воинов, оказавшихся в плену или павших на поле брани, не оплакивали так горько, как этих детей, юношей и девушек, взятых заложниками. Их увезли на чужбину — вырвали у Жемайтии кусок сердца, и эта кровоточащая рана день и ночь причиняла нестерпимую боль. Когда люди узнали о страшном конце детей, то их боль вылилась в исступленный гнев, в непреклонную решимость и такое упорство, которому не могла противостоять никакая сила на свете. Стар и млад, мужчины и женщины — все, кто остался в живых, брали в руки оружие и садились на коней. Отряды повстанцев росли на глазах. Это казалось чудом: в разоренных, опустошенных селениях, в глухомани жило, оказывается, еще немало народа. Крестоносцы пришли от этого в ужас и никак не могли взять в толк, каким образом жемайтам удалось умножить свои силы.

После кровавого побоища первым пал замок Скирснямуне. Повстанцы сровняли его с землей. Одержав победу, они направились в орденские поместья, расположенные близ рек Митува и Шалтуона. Стражу жемайты уничтожили, а оружие взяли себе. Объятые ужасом близлежащие гарнизоны крестоносцев, которым удалось прорваться сквозь заслон повстанцев, бежали на другую сторону Немана или укрывались в мощных замках Фрибург и Дубиса, где засели их военачальники. Фохт Кухмейстер, лично убедившись в том, что творится на захваченной земле, не хотел верить увиденному и услышанному. Он велел позвать к себе лояльно настроенного по отношению к крестоносцам боярина Райниса, усадьба которого раскинулась неподалеку от замка. Старый жемайт, потупившись, ломал пальцы и уныло бормотал:

— Что я могу поделать, если все наши люди заодно…

Вне себя от отчаяния Фохт схватился за голову и простонал:

— О, я знаю, кто их подстрекает! Тот дьявол из Литвы! Князь Витаутас!

Первыми очистились от врага видукльская, арёгальская, ражяйская, медининкская, локистская и книтувская земли. Кое-где полки крестоносцев успели объединиться и, получив помощь из Клайпеды, оказывали яростное сопротивление. Ясно было, что борьба предстоит суровая и что она потребует немалых жертв. Повстанцы должны были без передышки совершать нападения, успевать объединить силы в один мощный кулак, пока враг не оправился от поражений.

Добрые вести, доходившие из Литвы, поднимали боевой дух жемайтов. Их гонцы Гальминас и Трумпа, прибывшие оттуда, призывали всех к оружию, поскольку-де отважный военный вождь Румбаудас со своими воинами уже приближается к реке Невежис. В его полку сражаются тысячи вооруженных жемайтов, сбежавших от преследований крестоносцев в Литву.

Кто-то пустил слух, что в войске Румбаудаса видели и Скирвайлиса и что якобы он с нетерпением ждет того часа, когда наконец вступит на родную землю.

После того как крестоносцы захватили Локисту, мало кто знал, куда исчез ее владыка. Одни говорили, что потеря детей стала причиной недуга и затем смерти Скирвайлиса, другие утверждали, что старого князя убили крестоносцы Зигфрида Андерлау. Более достоверные сведения сообщили новые повстанцы, прискакавшие верхом из Ретавы. Среди них был и человек из Локисты, Карка, словам которого можно было верить.

Изгнанный из собственного имения князь Скирвайлис с челядью отбыл в необъятные леса к своему другу, прославленному охотнику и воину Вижейкису. Жил он в крохотном селении Дягсне, которое было расположено в труднодоступном месте.

Восставшим жемайтам нужен был вождь, достойный и отважный воин, способный повести за собой, объединить людей и мудро руководить ими.

— Скирвайлис, Скирвайлис… — все чаще можно было услышать это имя. — Пусть нашу борьбу возглавит князь Скирвайлис!

— Почему именно Скирвайлис? — спрашивали некоторые.

— Потому что он ни разу не предал нас и потому что на его долю выпало столько испытаний!

Медвегальский и ретавский люд выбрал из своего числа нескольких мужчин, которым предстояло отправиться верхом в глушь к Скирвайлису. Пусть они поклонятся старому князю и попросят его оседлать коня. Норовистый вороной с белой звездочкой во лбу станет их подарком от повстанцев.

В глухомань, где находился Скирвайлис, любая весть, добрая или злая, доходила в последнюю очередь. Люди там жили как на острове, — вокруг шумела, волновалась, колыхалась зеленая дубрава, неподалеку змеилась речушка, напоенная мутной болотной водой. Куда ни кинешь взгляд — повсюду увидишь, как деревья упираются вершинами в небо, и нигде не покажется, что небеса сливаются с землей. И только тайными тропами, кулгриндами да вброд, притом в отмеченных специальными метинами местах можно было добраться туда. И это занятие, конечно, не для чужаков. Даже перелетным птицам, и тем, видимо, казалось странным обнаружить после долгого перелета крохотное перелесье и сбившиеся в кучу несколько изб, над которыми клубился дым. Им было в диковинку видеть в этом медвежьем углу ребятишек, которые с криком носились туда-сюда, слышать блеяние коз и лай собак.

Скирвайлис давным-давно знал о существовании этой затерянной в лесах деревушки. Отсюда были родом сильные и бесстрашные воины, которые потом становились приближенными людьми князя. Они не теряли присутствия духа в самые страшные минуты битвы и вдохновляли своей отвагой остальных, эти люди готовы были отдать жизни, спасая попавших в беду товарищей. Еще в юности, воюя в одном из полков Кястутиса, Скирвайлис подружился с Вижейкисом, охотником из этой деревеньки, а в старости, когда на него обрушились несчастья, князь нашел пристанище в гостеприимном доме друга молодости. Зная обо всех невзгодах Скирвайлиса, селяне искренне поддерживали его, каждый помогал чем мог.