Александр Красницкий - Рюрик

- Существо Адонирам присутствует в людях в виде особого голоса. Этот голос одобряет только дела и намерения благие, богоугодные… Вот как, например, борьба с врагами, - пояснил иудей и быстро добавил: - Но голос уязвляет нас, если мы думаем о тщетном и преходящем…

Рюрик вздрогнул, повёл головой в сторону Абрама и чуть было не крикнул: "Что же это я тщетного и преходящего надумал?", но спохватился и только переступил с ноги на ногу.

- И этот голос всегда звучит в нас? - снова спросил обеспокоенный Давид.

- Нет, - твёрдо ответил старый иудей и пояснил: - Этот голос иногда умолкает в нас под ударами трёх злодеев.

- Злодеев?! - хором выдохнули юноши и в страхе уставились на учителя.

Тот подождал, пока успокоятся его слушатели, и торжественно объявил:

- Этот голос умолкает в нас под воздействием гордости, корыстолюбия и… сластолюбия!

- А-а-а! - разочарованно протянули слушатели: им чудились невероятные злодеи в виде германских воинов, а тут…

Юноши вдруг разом затихли: они услышали тяжёлые, быстрые шаги и резкий удар закрывшейся двери…

Растревоженный услышанным Рюрик шёл стремительно. "Гордость возвели во грех! - негодовал он, поняв наконец, почему иудеи уживаются с другими народами. - Они искореняют её уже в душах своих детей! А наши рарожские, венетские, словенские парни… Попробуй скажи им, что германцы сильнее их! Да они животов своих не пожалеют, чтобы добиться победы над врагом! Да если бы не наша гордость, разве держались бы мы столько лет в борьбе с проклятыми германцами?!"

Дагар едва поспевал за князем. Он тоже находился под впечатлением поучений старого иудейского купца и старался осмыслить суть их. "Много мудрости ведает это племя, - изумлённо думал знатный меченосец. - Видно, не зря Руцина вняла их вере… Она гораздо суровее и живучее нашей… А Рюрик?.. Похоже, что наш юный князь не принял душой того, что давалось ему само собой… Не может… Слишком молод?! И, наверное, бесполезно ему сейчас доказывать мудрость Христову.

Слишком уж сильна в князе гордыня…"

Головой Дагар понимал, что надо догнать строптивого рикса, обнять его за плечи и согреть ему душу тёплым, добрым словом. Но князь бежал так быстро, что меченосец стал отставать от него. "Как ему не хватает отца конунга Белы! - с горьким сожалением подумал Дагар, вспомнив своего друга. Наверное, Бела невольно в Рюрике что-то разрушил… Ведь князь вырос среди нас, дружинников, совсем не зная женской мудрости… Ему надо бы почаще видеть Руцину!" Дагар покраснел: даже имя жены князя вызывало в нём трепет. Она же и не смотрела в его сторону, как бы он ни изощрялся, выискивая всяческие поводы, чтобы подойти к ней, просто постоять рядом, поговорить… Но всякий раз эти попытки были безуспешными, и Дагару становилось жаль самого себя. Он на мгновенье закрыл глаза и представил Руцину: порывистую, стройную, увлечённую только Рюриком. Да, в её сердце нет места никому, кроме вот этого разбушевавшегося ратоборца, мысли которого заняты предстоящей битвой с германцами и яростным сопротивлением уже неизбежному - мудрости Христовой, которой вняли и которую приняли многие народы.

Старый Верцин ходил от одной кади к другой и проверял крепость раствора, которым воины будут красить свои волосы. За ним неотступно следовал друид воды Вальдс, одетый, как и все жрецы в особо ответственные моменты, в обрядовую одежду: длиннополую голубую сустугу, сшитую из домотканого полотна, под которой не видны были простые голубые порты. Волосы Вальдса гладкими прядями спускались до пояса, отливая яркой синевой. Ноги обуты в лёгкие кожаные сандалии.

- Хороша ли нынче краска? - спросил хитрый Вальдс у Верцина, хотя ответ ему был уже известен.

"Да ежели тебя не похвалить, ты есть не будешь весь день", - усмехнулся про себя вождь и, ласково улыбаясь, как маленькому ребёнку, проговорил:

- Мудрость твоя, Вальдс, всё чаще поражает меня. Ты так глубоко постиг все тайны сбора красящих трав, что я постоянно восторгаюсь тобой!

Друид, польщённый и довольный, слегка склонил голову перед вождём.

- Удивительно хороша нынче краска! Во всех кадях раствор одинаково стоек и ровен, - продолжал Верцин и вдруг небрежно изрёк: - А что тебя ещё волнует? Спрашивай, не то скоро воины придут и тогда не до бесед будет.

Вальдс посмотрел на небо: солнце двигалось к закату. Действительно, скоро начнётся обряд крашения волос, и время терять было нельзя.

- Что сделалось с друидом солнца, Верцин? Как он мог отдать Аскольда Рюрику без испытания? Он же пошёл против нас, жрецов. - Вальдс обеспокоенно посмотрел вождю в глаза.

- И что же, вы решили наказать его за это? - холодно спросил вождь, не отводя взгляда от блуждающего взора друида воды, и сердито сказал: - Вот что, передай параситам и всем жрецам, что, ежели хоть один волос упадёт с головы главного друида племени, я превращу вашу улицу в пепелище. Или вы готовы и меня убить?

Вальдс отвёл глаза, боясь, что вождь почувствует ту злобу, которая затаилась в его душе. Верцин уловил это движение, всё понял и решил, что нужно припугнуть жреца.

- Ты, наверно, спрашиваешь себя, уж не сходит ли с ума старый Верцин. Нет, не схожу! И пока хватает сил управлять народом своего племени! А у вас, друидов, почему иссякают силы? - яростно прохрипел вождь и тут же властно изрёк: - Не мне, вождю, учить вас, жрецов, просить помощи и сил у наших богов. Или мне позаботиться об этом и призвать новых жрецов?- Он приблизился к Вальдсу и зловеще прошептал: - Не вводите в гнев ни меня, ни дружину! Угроз своих я дважды не повторяю!

Верцин отвернулся от Вальдса. К обрядовой поляне уже подходили воины с обнажёнными до пояса телами и распущенными длинными волосами.

Над поляной сгустились летние сумерки, когда начался обряд крашения волос воинов перед битвой. Воины поочерёдно с низким поклоном подходили для благословения сначала к вождю племени, затем к друиду воды, а потом выстраивались в очередь перед одной из огромных кадей, заполненных густой синей краской.

Параситы друида воды по двое стояли возле каждой кади. Они большими черпаками доставали оттуда краску, потом важной поступью приближались к воинам и медленно выливали священную синюю краску на их длинные волосы. С мокрыми волосами воины отходили в южный угол поляны, где становились лицом к взошедшей луне и, вращаясь вокруг себя через правое плечо, массировали пальцами кожу головы, сушили волосы. Серебряный свет луны делал их лица неузнаваемыми, загадочными, почти вдохновенными. Обращаясь к ночному светилу, они тихо бормотали. Это были простые просьбы простых людей - о семье, предстоящем бое с германцами, об урожае. Завтра священный конь Святовита должен предсказать исход битвы с германцами. В это верили все - и славяне, и те, кто был принят племенем рарогов. Каждый раз взрослые и дети с особым трепетом ожидали, что скажут боги. Но это будет завтра, а сегодня…