Олег Слободчиков - Первопроходцы

Соболь по Олекме был выбит. Три смены приказных начиная с Курбата Иванова оказались в воеводской опале за то, что не собрали обещанного ясака. «Что ж, Олекма так Олекма, — подумал Михей. — Не так близко, чтобы быть на глазах у начальствующих, и не так далеко, чтобы страшиться везти Арину с Якунькой».

В то лето, когда Андрей Булыгин и Михайла Стадухин возвращались на Лену из Охотского острожка, с полуденной стороны Великого Камня, Семен Дежнев на Анадыре наконец-то дождался перемены. Юша Селиверстов и Данила Филиппов привели к нему отряд из тридцати промышленных и пяти служилых людей, среди которых был колымский первопроходец Пашка Левонтьев. Вблизи зимовий с посохом в руке вперед вышел сын боярский Курбат Иванов.

— Хлеб идет! — завидев приближавшийся караван, радостно закричали по избам анадырские жители.

Из дежневских, стадухинских, селиверстовских зимовий выбегали полуодетые мужчины и женщины, возле них приплясывали босоногие детишки, которым, казалось, числа нет. Семен Дежнев с Никитой Кондратьевым, сменившим Артема Осипова, накинули парки, плечом к плечу пошли встречать приближавшийся отряд. Издали узнав Селиверстова, Кондратьев замахал руками, бросил на Дежнева небрежный взгляд и вырвался вперед: как Стадухин, а потом Селиверстов и Осипов, он был в разладе с людьми дежневского зимовья. И вдруг остановился, удивившись, что Юша наравне со всеми тянет нарты, а на идущем впереди шапка сына боярского. Кондратьев смутился, приотстал. Толпа зимовейщиков обогнала его. Семен Дежнев с радостью сдал Курбату свои избы и амбары, суда и одного аманата. У Никиты было семеро заложников. Он тоже сдал все, что было под его началом. Новый приказный без отнекиванья принял остатки добра Бессона Астафьева, которые никто не желал брать на себя. Обветшавшие, они лежали в амбаре, напоминая о давнем.

Первым делом Курбат Афанасьев Иванов покончил с двоевластием: отобрал у Дежнева наказную память Власьева, данную Моторе, у Кондратьева — указ Францбекова, присланный для Стадухина и запретил всякие вечевые решения, объявив, что советы слушает охотно, но решения принимает сам, по порядку, установленному государем и его верными боярами. С последними из промышленных людей, забредших в эти места во времена Стадухина и Моторы — Томилкой Елфимовым, Титом Семеновым, Тренькой Подберезником, Иваном Казанцем, с последним беглым ленским казаком Артемом Солдатом — Дежнев стал собираться на Лену. Из первых русских насельников Анадыря там остался один только Фома Пермяк со своей чукчанкой Иттень и детьми, которых она ему родила. Курбат привел с собой русскую жену и одного из сыновей. Другой умер в пути. Приняв зимовья, новый приказный пересчитал женщин: юкагирок, корячек, чукчанок, их оказалось двадцать шесть: в одиночку никто из здешних насельников не жил. Многие женки были крещены без попа самими промышленными, ими же венчаны ради благополучия потомства. Детей Курбат считать не стал.

— Ты лучше нас знаешь Закон Божий, можешь перекрестить! — посмеялся Дежнев, заметив, как Пашка разглядывает струганые кресты на женщинах и детях.

Левонтьев сильно переменился за годы, которые они не виделись: постарел, уже не ровнял бороды и не подрезал остатки волос. Они висели по его шее свалявшимися прядями. Некогда гладкая, холеная и блестящая лысина была обезображена шрамом.

— Чем я лучше? — он вскинул на Семейку глаза без былой самоуверенной ясности.

— Я думал, станешь попом! — сквозь нависшую челку с сочувствием взглянул на него товарищ по давним походам. — Всех нас сильно переменило прожитое.

— Одно дело спорить с попом, другое — быть им! — перекрестился Пашка.

— Это не по мне! И Книгу я продал Курбатке, чтобы не кабалиться в поход. Стал плохо видеть, буквы расплываются. Что ей лежать? Пусть другие читают, ума набираются.

— Тогда возьми мою женку, — в смех предложил Дежнев. — Послушная, добрая, собой хороша! Чего одному маяться?

— Возьму! — неожиданно согласился бывший обличитель блуда и кровосмешения.

Семен удивленно мотнул головой, стряхивая челку, пристально взглянул на товарища моложавыми глазами.

Оленные ходынцы, по уговору и за плату железом, всю зиму челночили моржовые клыки с верховьев Анадыря в верховья Анюя. А их было больше трехсот пудов. Весной, когда отряд Андрея Булыгина, сопровождавший казну Якутского воеводства, возвращался из Москвы, Дежнев и Солдат в Нижнеколымском остроге хлопотали о рыбьем зубе. К их счастью на приказе сидел дежневский товарищ по алазейским службам Иван Ерастов. Он принял Колыму у сына боярского Константина Дуная с казаком Григорием Татариновым. Ерастов ласково встретил Семена со спутниками, помог им отправить на Лену полторы сотни пудов моржовой кости на коче торгового человека Емельяна Ворыпаева. Но это была только половина груза: большего Емельян взять не мог. Перемены Ерастову не было, и он вынужденно зазимовал. С ним остались на зиму Дежнев с Солдатом, Иван Казанец и промышленные люди. При Нижнем также служил и зимовал казак Иван Пинега. Он и Солдат были последними из ленских беглецов, и оба хотели вернуться в Якутский острог. Здесь все еще служил опальный старик Дружинка Чистяков, подобранный беглецами в Столбовом зимовье. Он нес службы по разным местам то за жалованье, то не в прием, по-стариковски стараясь быть хоть чем-то полезным, и о возвращении не думал.

На Колыме Дежнев узнал, что его венчанная жена Абаканда умерла. Не любя суеты и спешки, он высмотрел вдову кузнеца Ивана Арбутова — крещеную якутку Кантемиру и при остроге безбедно дождался с ней лета.

Еще до вскрытия рек на перемену Ивану Ерастову пришел на лыжах с Алазеи сын боярский Федька Катаев. Спутник Стадухина и Дежнева по оймяконскому походу, бывший колымский торговый и бывший якутский целовальник, при воеводе Акинфове снова поверстался в казаки и даже вышел в средний чин. С тех пор как царским указом отменили запрет на торговлю служилым людям, воля ему стала ненадобна. Недоброжелатели злословили, что с братом Иваном он так выгодно торговал воеводским товаром, что получил выбылый оклад и чин. Ерастов сдал ему остроги, государевы зимовья, суда, аманатов, казенное добро и получил от нового приказного отпускную грамоту. В его распоряжении был казенный коч, он загрузил его остатками анадырской моржовой кости, взял на борт Дежнева с Кантемирой, Солдата, Ивана Казанца и с первыми разводьями двинулся в обратную сторону. Одним караваном с ним уходили торговые суда. На них возвращались на Лену целовальники Ерастова, с которыми он часто ссорился, и беглый ленский казак Иван Пинега. Плавание было трудным, в устье Индигирки коч Ерастова затерло льдами. Торговые люди и целовальники, шедшие одним караваном, бросили бывшего приказного, отказав ему в помощи. Глядя на удалявшиеся суда, Артем Солдат лаял бывшего подельника по побегу Ивана Пинегу, ничего другого попавшие в беду сделать не могли. Но людям Ерастова и Дежнева удалось прорубиться сквозь льды и продолжить путь. К зиме они добрались до Жиганского острога и привезли туда тело его первостроителя Ивана Казанца. Он умер в пути.