Олег Слободчиков - Первопроходцы

Лука Новоселов так и не дознался до истинных причин, по которым был отобран его товар. Целовальник в свое оправдание придумывал разные нелепые причины. Часть отобранного была им поменяна на рухлядь по хорошей цене, и он предлагал расплатиться. Торговый требовал платы за расходы в пути, тому и другому спорам не виделось конца. Целовальника Стадухин решил оставить. Тот сговорился с Новоселовым и выдал ему кабалу. Григорий Цыпандин, вместо возвращения в Якутский острог, захотел искать служб на Колыме, пока не соберет явленного с Алазейского приказа. Он уговорил Стадухина отпустить женку с ним, а убыль в аманатах по записи принял на себя. Три казака оставались до перемены на прежних службах, с них, подначальных, спрос был невелик. С тем индигирские служилые, торговый человек и смененный приказный с женкой отправились на Колыму.

На Алазее промышляли две ватажки в десять и двенадцать человек. Весной атаман оставил зимовье на казаков и отправился с целовальником собирать ясак с юкагирских родов, но сначала зашел к промышленным. В зимовьях их встречали настороженно, добытое предъявляли неохотно, все или не все — один Господь знал. Осип отбирал десятину лучшими шкурами. Добыча была невелика, но этим людям хватало на самое необходимое, чтобы жить здесь, на месте, без возвращения в остроги, что в прежние времена было редкостью. В зимовьях оказалось много женщин. Семьи жили скопом, как сидячие коряки и чукчи. Разговора о следующей зиме с ними не получалось: передовщики отвечали на вопросы целовальника уклончиво. Ясачные юкагиры жаловались, что через Камень перешел многочисленный оленный род ламутов и теснит их на родовых угодьях. До войн и нападений пока не доходило, поскольку одни выпасали оленей, другие держали собак, но ссора назревала: юкагирские собаки драли слабых оленят и обессиленных важенок, за оленями и ламутами пришли волки и стали пожирать юкагирских собак. Ясачные требовали защиты, предлагали с помощью казаков выпроводить незваных гостей. Но ламуты были благом для служилых — их можно было объясачить. На обратном пути атаман с целовальником опять зашли к промышленным людям, говорили с ними о прикочевавших из-за Камня ламутах.

— Знаем! — внимательно выслушав его, за всех ответил передовщик. — У них сильных мужиков больше полусотни.

— Мы, бывало, впятером бились против сотни? — приняв бравый вид, попробовал шутить Стадухин, но не был поддержан. Промышленные глядели на него пристально и недоверчиво. «Другим стал народец!» — думал атаман и презрительно кривил губы в бороде.

— На погроме брать у них нечего — железных котлов не имеют, одежка из оленьих шкур. — деловито рассуждал передовщик. — Если освободишь от податей — можно подумать…

— Воевода настрого запретил! — сник атаман.

— Тогда сами воюйте! — усмехнулся передовщик. — Вас государь жалует, а мы платим без поблажек: десятину, покупные, продажные…

В поддержку говорившего по зимовью прокатился приглушенный рокот, и десять пар недоверчивых глаз отчужденно уставились на служилых. Из углов, с нар от печи зыркали черные глаза женщин, которые, как показалось Стадухину, понимали, о чем идет речь.

— Не я придумываю подати, царь с боярами!

Промышленные молчали, по лицам понятно было, о чем думают: «Пусть они и воюют!»

— Не договорились! — поднялся атаман, отказавшись от бани и угощения.

— Как их заставить? — завозмущался целовальник. — Отпускная грамота есть, подати оплачены.

— Кто нам указывает? — взъярился вдруг атаман. — Те, кто дальше Якутского острога не хаживали!

И с надеждой вспомнил подьячего Семена Аврамова, посланного на Колыму вместе с Григорием Татариновым. «Вдруг через него власть поверит, что, как прежде, по новому „Соборному уложению“ здесь жить нельзя?»

В другом промышленном зимовье им также отказали в помощи, угрозы атамана жалобной челобитной не помогли. Промышленные напирали на то, что живут в мире и даже в родстве со всеми здешними народами, исправно платят подати. Втайне они даже смеялись, говоря, что порадеть за государево дело не прочь, если их об этом попросит сам царь, а лезть под ламутские стрелы за чужие оклады, с которых им ничего не достанется, — не желают. Толмачей ни у той, ни у другой ватаги не было. Ламутские женки, по их уверениям, говорить по-русски не умели, общались с мужьями знаками или по-якутски. Между собой промышленные тоже часто перекидывались якутскими словечками. Стадухин вдруг явно почувствовал, что между ними глухая стена, что благодаря первопроходцам и промышленным, прижившимся на этой земле, здесь появился совсем другой народ. А давно ли все были заодно?

— Не дай Бог, чукчи осадят зимовье — промышленные уже не помогут! — пожаловался казакам.

— На нас нападают, на них почему-то нет! — ругались его спутники. — Перероднились, уживаются со всеми.

Стадухин собрал ясак только с юкаиров и подати с промышленных людей, которые, конечно же, утаили лучшие меха для перекупщиков. Собранный ясак и десятина не покрывали даже недобранный прошлогодний сбор в казну. Летом в устье Алазеи атаман с целовальником ловили рыбу, били линявшую птицу и поджидали коч с Колымы. Он должен был забрать алазейскую казну. Судно пришло вовремя. Стадухин на струге подошел к его борту, поднялся на палубу, высматривая знакомых.

— Федька? — Едва узнал спутника по оймяконскому походу в шапке сына боярского. Катаев вяло улыбнулся, по-казачьи обнял атамана. — Судьба крученая… То казак, то торговый и целовальник, то в детях боярских! — рассмеялся атаман.

— То у тебя не крученая? — утробно хекнул и пристально вгляделся в его глаза бывший сослуживец. После смены пятидесятником Григорием Татариновым он самовольно задержался на Колыме, страшась воеводского гнева, о котором был наслышан. — Пустеет наша река! — Вздохнул. — Торговые уходят, — указал взглядом на людей за спиной, — промышленных год от года меньше. — Спохватившись, спросил: — Ясак собрал?

— Явленного не взял!

— И я не взял! Пробовал торговать, но воевода пригрозил, чтобы вернулся на сыск… Отберут теперь все, что нажил, еще и с брата возьмут остатки.

— Вы богатые, откупитесь!

— Откупимся! — согласился Федор. — Все равно обидно. Мы первыми пришли на Колыму, а он в Жиганах не был, но будет орать, батогами грозить. Что они знают про наши реки? А вот ведь, власть!

Стадухин с целовальником сдали опечатанные мешки с казной, отправили челобитные с жалобами на промышленных людей и со своими оправданиями. Боясь упустить ветер, коч выбрал якорь, поднял парус и ушел на закат дня, к Святому Носу.

В начале августа в устье Алазеи пришел коч с Лены. Брата и жены на нем не было. С припасом муки, масла, толокна, соли на алазейские службы прибыли пять казаков. Это была хорошая подмога, на которую рассчитывал атаман. С судна снесли присланный груз, и оно пошло дальше, к устью Колымы.