Иоасаф Любич-Кошуров - Век драконов

Не по себе стало Дине. Побежала она к лесу. В лесу легче спрятаться.

Но не успела она войти в лес, слышит, — кто-то кричит над ней.

Зарылась Дина поглубже в густой папоротник, по сторонам смотрит, — кто же это кричит?

На дереве сидит какое-то смешное, облезлое чучело, величиной с ворону. Оно то открывает, то закрывает свою зубастую пасть. Из его пасти и вырываются эти странные звуки.

Дина сразу посмелела.

— А я-то испугалась! — засмеялась она. — Тьфу, урод какой! А еще первобытная птица!

И правда, археоптерикса нельзя было назвать красивым. Голова голая, вместо клюва пасть, полная зубов, вместо хвоста — точно пальмовая ветка воткнута, на каждом крыле по три цепких пальца. Склонив голову набок, археоптерикс щурился на Дину.

Смотрела на него Дина, смотрела и прыснула.

Археоптерикс будто даже обиделся. Смешно растопырив свои лапы и крылья, он, как белка, перемахнул на другое дерево, зацепился там за ветку и повис.

— Эх, ты, птица! И летать-то как следует не умеешь! — крикнула ему вдогонку Дина.

Но тут из чащи послышался страшный рев. Затрещали кусты, загудела земля, и на опушку выкатилась целая гора.

У нового зверя была очень маленькая голова, вдоль горбатой спины шли два зубчатых гребня, а из хвоста торчали огромные острые иглы.

Дина сразу узнала стегозавра.

Стегозавр ужасно испуган. Он улепетывает что есть силы. Следом за ним из лесу выскочил хищник.

Длинноногий, хвостатый, — совсем кенгуру.

Огромными прыжками хищник поскакал за горбуном.

Вот он настиг его, вот вцепился в бок.

Горбун жалобно замычал, забил по кустам хвостом.

— Пусти, пусти его! — закричала Дина.

И тут случилось самое страшное: хищник оставил стегозавра, повернулся, ощерил зубы так, что складки легли вокруг его горбоносой морды, и бросился на Дину. Жаркое дыхание пахнуло на нее, зверь зачавкал, засопел. Мокрый нос уткнулся Дине в лицо.

— Ай! — взвизгнула Дина и открыла глаза.

Тихо шелестят березы, по дорожкам скачут солнечные зайчики, ветер перелистывает раскрытую книжку, а перед Диной стоит соседская корова Буренка, тычется в нее доброй мокрой мордой и мычит…

Иг был сын Унга и жил много, много тысяч лет тому назад; сколько именно тысяч лет, этого я вам сказать не могу, но, во всяком случае, задолго до того времени, о котором говорит история. Иг жил даже до ледникового периода, то есть того времени, когда вся северная Европа была покрыта толстым слоем льда. Этот холодный ледяной покров лежал много тысяч лет и убил на всем своем протяжении все живое. Но понемногу климат становился теплее, солнце грело все сильнее и сильнее, ледяной покров все таял и таял, пока, наконец, схороненная под ним земля не оттаяла. Появились растения, перекочевали с юга люди и животные.

В то время, когда жил Иг, громадные слоны, так называемые мамонты, гигантские носороги, крылатые ящерицы необыкновенных размеров, страшные чудовища, представлявшие собой нечто среднее между пресмыкающимся и птицей, кишели в девственных лесах и по берегам широких рек. Львы, медведи, буйволы, лоси и многие другие животные стадами бродили среди холмов и лугов и кочевали по всему материку Европы в зависимости от того, куда их гнали голод и холод. В то время материк Европы был больше, так как многие острова составляли только его часть. Так, не было ни Балтийского, ни Немецкого морей, не было и Ламаншского пролива и нынешние Англия, Швеция и Норвегия составляли с европейским материком одно целое.

Жилище Ига находилось на юге нынешней Англии. Племя, к которому Иг принадлежал, было кочующее, никогда не оставалось подолгу на одном месте и путешествовало целым табором, постоянно разыскивая все более удобные стоянки.

Наконец, племя отыскало очень удобную для себя местность. Окрестные леса изобиловали дичью, реки кишели рыбой, а потому на общем совете решено было остаться здесь подольше.

Игу еще не было восьми лет, когда он понял, что жизнь состоит не только из игр и удовольствий. В этом возрасте, подобно всем своим сверстникам, он должен был уже работать с утра до вечера по первому приказанию любого из старших. Когда ему минуло двенадцать лет, ему позволили попробовать свои силы над изготовлением рыболовных крючков из кости и посвятили его в искусство вытесывать из кремня наконечники для стрел и грубые ножи и топоры.

В тот осенний день, когда он пережил свое первое серьезное приключение, он сидел около своего жилища перед грудой костей, из которых он, по приказу отца, мастерил рыболовные крючки. В нескольких шагах от него сидел Унг, его отец, и с жадностью ел только что убитую птицу, которую сняла с ближнего дерева его меткая стрела. Унг был плотный, коренастый мужчина с замечательно длинными руками, с сильно волосатой грудью. Грубо выделанная волчья шкура служила ему одеждой. Он ходил вперевалку, как будто слегка хромая, но, когда он лазил по деревьям, то он делал это с такой же легкостью, как самая ловкая обезьяна.

— Подай мне самый большой крючок, — грубо крикнул он Игу, бросая ему в то же самое время остатки птицы, — мы успеем сегодня еще до охоты половить рыбу.

Иг выбрал самый лучший из вновь изготовленных им крючков и подал его отцу, который, подняв с земли длинное деревянное копье, зашагал в том направлении, в котором перед тем ушли его соплеменники. Иг съел брошенные ему отцом объедки, пополнив свой завтрак плодами, <���и> продолжал свою работу.

Но вскоре, однако, ему надоела его работа; он встал, прошел в жалкий шалаш из древесных ветвей, служивший жилищем его отцу и матери; здесь он выбрал пару легких дротиков, из которых один был с костяным наконечником, а другой с каменным; оба дротика имели по ремню из лосиной кожи, так что их можно было закинуть за плечо. Затем Иг с оружием в руках скорым шагом пошел по направлению, как раз противоположном тому, по которому ушел его отец.

Несколько минут спустя он уже достиг берега небольшой речки, куда селение ходило за водой. Место, выбранное Игом для рыбной ловли, было не из лучших: более богатая рыбой заводь находилась несколько далее, выше по течению, и там-то теперь занимались рыбной ловлей старшие вместе с Унгом. Как бы то ни было, но и это место вполне удовлетворяло Ига, тем более что река здесь была неглубока и дно ее было видно.