Александр Прозоров - Месть княгини Софьи [litres]

– Хорошего тебе дня, красавица!

– Не лезь, не то закричу! – сразу предупредила бабища, вблизи оказавшаяся еще крупнее, нежели издалека.

Вторуша отступил на пару шагов и показал зажатую меж пальцев сверкающую серебряную монету, хорошо начищенную перед выходом именно для особого соблазна.

– Гривенник дам, за просто так! – громко пообещал он.

– Врешь! Кто же задарма такими деньжищами разбрасывается?

– Гривенник просто так и еще полтину, коли познакомишь с кем-то старшим с княжеской кухни. Али с работником по хозяйству, – торопливо объяснил купец. – Торговец я сластями восточными. Хочу пробиться государю Дмитрию в поставщики. А на сию честь жаждущих много, просто так места не получить. Скажи там ключникам, поварам, али кто еще покупками занимается, что я правила понимаю, доходом полученным поделюсь. Не пожалеют!

– Давай… – протянула пухлую и розовую ладонь служанка.

Вторуша опустил монету ей в руку, кулачок сжался, и баба сказала:

– Ладно, сладенький, показывай, где тут твоя лавка?

Толстуха не обманула – уже через день она заявилась в лавку на пару с большегрудой и пышнотелой теткой с маленьким аккуратным личиком, чем-то напоминающим кошачью мордочку. Вестимо – курносостью и странно изогнутыми тонкими губами.

– Стряпуха наша старшая, Крапивница, – пояснила толстуха и протянула руку.

Вторуша вышел к гостьям, расстался с обещанными монетами и наклонился Крапивнице к уху:

– Каждая десятая монета с продаж – твоя…

На кошачьей мордочке жадно вспыхнули маленькие, глубоко посаженные глазки.

Оно и понятно – такой выгоды не мог предложить более никто!

Ибо отдавать каждую десятую монету с прихода есть чистое разорение. На таких многолюдных торгах, как новгородский, и без того прибытки грошовые. Если же еще и делиться…

Крапивница немного постояла, обдумывая предложение, потом прошлась вдоль лотков, по чуть-чуть пробуя пастилу, цукаты, халву, изюм, инжир, пока, наконец, не решилась:

– Два короба чернослива и короб кураги! Проверим, купец, что у тебя за товар.

Вторуша отослал слугу в сарай за сухофруктами, сам же быстро сосчитал:

– Рубль десять, красавицы! – и тут же предложил: – Зайдите в любую лавку, дешевле не встретите!

Крапивница отсчитала денежку.

Вторуша оставил на доске десять копеек и добавил из-под прилавка еще одну – и обе гостьи буквально засияли.

– Помочь донести, красавицы? – весело предложил купец.

– Да мы уж сами… – отмахнулась Крапивница, глядя, как слуга выставляет короба. – Не впервой.

Они разобрали груз и вышли из лавки.

– Вот и все! Считай, дело сделано, – пробормотал лазутчик и довольно потер руки.

Вторуша был уверен, что теперь бабы и сами захотят покупать как можно больше всего и всякого и именно у него. Так что всучить им через месяцок-другой какое-нибудь «редкостное вино токмо для князя» труда не составит.

Нужно лишь проявить немного терпения.

Прошел день.

Другой.

Пятый…

От толстых баб никаких вестей не приходило.

Через неделю Вторуша не выдержал и потрусил к шемякинскому подворью.

Немного постоял перед неохраняемыми воротами, затем взялся за ручку калитки, потянул на себя…

– Куда тебя несет, сердечный? – послышался тихий хриплый вопрос.

Оказывается, двери все-таки охранялись. Просто теперь сторожами были не плечистые витязи, опоясанные саблями и наряженные в начищенную броню, а скрюченный ярыга [39] Ярыга – человек, отданный заимодавцу за долги «головой», сиречь в полное пользование. В силу того, что в подобное положение чаще всего попадали люди, на нормальную работу неспособные, ярыги обычно использовались там, где тяжелый или сложный труд не требовался. Ворота сторожили, двор подметали, коней принимали, солому во дворе перестилали и т. п. в тенистой каморке под навесом.

– А где Великий князь? – спросил купец.

– В Устюг намедни уехал.

– Надолго?

– Бог весть…

– С дворней? – зачем-то уточнил Вторуша.

– А как же без нее?

Незадачливый лазутчик развернулся и побрел в лавку писать Софье Витовтовне покаянное письмо.

И ждать…

4 декабря 1451 года. Великий Новгород, улица у храма Жен-мироносиц

Почти год Вторуша провел в делах купеческих, пытаясь нащупать самые доходные товары для здешнего торга и превратить свое вынужденное пребывание на берегах Волхова в доходное дело. Обороты потихоньку подрастали. Вино здесь выходило чуток дешевле, нежели через Москву. Не все – токмо гышпанское и французское, немецкое же даже дороже продавалось. Но за десять лет торгового ремесла верный раб Софьи Витовтовны цены и марки успел узнать в подробностях и потому в убыток не закупался. Сверх того, ему удалось понять, чего именно не хватает в здешних лавках!

Как ни странно, но редкостным товаром оказались мед и серебро.

Вроде бы медом везде леса должны быть полны, а серебро новгородское до самой Индии узнавалось, но вот поди же ты! Лесной сладости в здешних землях съедали куда как больше, нежели выкачивали, а деньги чеканили из металла привозного, а не собственного, и потому персидские блюда, кувшины и зеркала уходили на рынке очень хорошо.

Еще неплохо продавались чернослив, курага, цукаты и халва.

Вестимо, в землях западных, поставляющих на Русь много вина, растили токмо виноград, не занимая земли под разные сады. Вот сушеных фруктов и не хватало.

Лавка здесь, лавка в Галиче, лавка в Москве – Вторуша потихоньку становился уже солидным купцом!

А все – Софья Витовтовна, даровавшая товар и серебро для самого первого дела!

Низкий ей поклон и вечная благодарность! Богатством одарила, а службы особой не требовала.

Вот и сейчас в ответ на его послание Пелагея отписалась:

« Госпожа тебя похвалила. Негодяя ловят. Жди ».

Сиречь – гнева княгини опасаться не стоило.

И Вторуша с легким сердцем занимался торговым делом, уже много лет досыта кормившим его семью.

К концу года убыточная поначалу новгородская лавка принесла галичанину двадцать пять рублей – и сей успех оправдывал любые старания и посторонние траты!

Не забывая о долге перед великой госпожой, купец постоянно наведывался к подворью государя Дмитрия Юрьевича. И когда лазутчик уже отчаялся ждать перемены, всего за две недели до Карачуна – над многочисленными трубами княжеских хором наконец-то дружно поднялись густые сизые дымы!

Как ни странно, после сего события в лавке Вторуши никто не появился – ни на первой неделе, ни на второй.

Галичанину пришлось снова идти и искать уже знакомую толстую бабу…

Купца служанка тоже узнала и потому, спеша с корзиной по улице, решительно мотнула головой: