Александр Архипов - Бог с нами, братья!

— Разрешите минералки, товарищ полковник? — удивил я всех присутствующих смелым, почти панибратским обращением.

— Наливай, Васильич, наливай, — как-то хмуро и не так дружелюбно разрешил начальник штаба, с хрустом сжимая и разжимая свои кулачищи.

Конечно, наливаю полный. Когда ещё «Боржоми» предложат. Пью медленно. Боковым зрением улавливаю какой-то затравленный взгляд старлея Чалого, уставившегося на мой ходящий ходуном кадык. А лица, и правда, у всех каменные. Белый молча просматривал какие-то бумаги, явно не относящиеся к вопросу совещания. Потом наклонился к моему уху и тихо спросил:

— Сашка, ты что, мыло ел?

«Нет, не у всех сегодня траур. Наверное, мыло не всё смыл, вот и несёт от меня «земляникой» и отечественной парфюмерной промышленностью. Ну, так спешил же, товарищ подполковник».

Командир роты Корнев смотрел в стол и то расстёгивал верхнюю пуговицу афганки, то застёгивал. И вид имел далеко не геройский. На старлея вообще было смотреть противопоказано. Его острый кадык на длинной шее судорожно проталкивал внутрь организма последние капли слюны, глаза безостановочно моргали, а руки… его большие рабоче-крестьянские руки вцепились в край стола и, казалось, вросли в него пальцами. Старлея было жальчее всех.

— Старший лейтенант Чалый, докладывайте, — с металлом в голосе приказал подполковник Белкин.

Чалый резко вскочил, уронив стул, зачем-то отдал честь полковнику, приложив ладонь к «пустой» голове, и начал:

— Так значить… У нас сегодня в роте плановые стрельбы. Мий взвод довжен був стрэляты пэрший… Поснидалы раненько, та поихалы…

— Чалый, Чалый… остановись, Тарас. Не дёргайся ты так. Давай на русском. Извините, товарищ полковник, он, когда волнуется, на ридну мову переходит, — пояснил Корнев.

Полковник молча кивнул, а я под шумок ещё один стаканчик минералки налил. Чалый достал носовой платок, шумно высморкался, и нервно размазав всё «это» по всему лицу, продолжил:

— Стреляли на «зачёт» из личного оружия. Отстрелялись быстро, почти на «задовильно». Мой взвод сегодня заступает на дежурство, и надо было швыдэнько возвращаться на базу. Сняли оцепление и начали погрузку в машины, а тут бац… выстрел в лобовое стекло «УРАЛа». А там мий замкомвзводу сержант Груша. Ранен в плечо. Потим другий выстрел в тент «ГАЗона», рядового Костюка в руку… Даю команду: «Усим из машин и рассредоточиться». Лежим… не стреляють. Спрашиваю, мол, кто видел — откуда? А никто не бачив! Опять даю команду: «По машинам». Сели, едем… Уже на КПП подбигае сержант:

— Товарищ командир, Дороха нэма!

— Извините, кого нима? — это уже я спрашиваю, показывая присутствующим, как меня захватил рассказ товарища Чалого.

— Так Дороха, товарищ майор. Рядовой Дорошенко Вова. Ему три месяца до дембеля осталось, а он пропал. Земляк мой с Полтавы. Вин в оцеплении стояв.

— Виноват, а у вас во взводе все украинцы? — как-то вдруг вырвался у меня вопрос.

— Чому вси… У мэнэ Крутов и этот… Гарманишвили, — отвечает командир интернационального взвода.

— Хмелев, давай вопросы по существу, — недовольно буркнул полковник.

— Есть по существу, — отвечаю, не повышая голоса, — почему не отработали снайпера? У вас под командой было около тридцати бойцов. Существуют инструкции и наработки по борьбе со снайперскими огневыми точками. Вы же не первый месяц в Афгане. По вам прекратили прицельную стрельбу, значит, снайперский расчёт снялся с позиции и начал отходить. Почему не организовали преследование и перехват? И наконец, почему перед началом движения перекличку не провели, товарищ старший лейтенант? Почему не воевал, засранец?

Такого напора от майора, мирно приканчивающего бутылку «Боржоми» никто видно не ожидал. Чалый просто рухнул, чудом попав своим тощим задом на сидушку стула. И затих. Его командир — Корнев, в запарке расстегнул вторую пуговицу, шумно вздохнул и тяжело посмотрел на Чалого. Белкин так и не поднял головы от своих важных бумаг. И только начальник штаба, громко хрустнув суставами пальцев, молча кивнул, соглашаясь со мной.

На мои вопросы Чалый так и не ответил. Заклинило военного! Почему не предпринял никаких действий? Побоялся. Нет, не за себя. За землячков своих побоялся. До дембеля три месяца, отстрелялись почти на «удовлетворительно», а тут воевать надо. А вдруг подстрелят кого, а не дай Боже «200-й»… А так… худо-бедно все целы. Уберёг отец — командир!

Неожиданно громко и жалобно скрипнуло командирское кресло под центнером начальника штаба. Пётр Иванович встал, поправил на груди боевую награду, одёрнул полевую форму и, глядя на острый затылок старшего лейтенанта Чалого, мрачно произнёс:

— Надеюсь, здесь присутствующие понимают разницу между: «погиб в бою», «взят в плен» и «дезертир»?

Невольно посмотрел на Чалого… Лучше бы не смотрел. Определение — «тень отца Гамлета» — для него было бы комплиментом. Неожиданно бодро шевельнулся на своём месте подполковник Белкин. Полистав свои бумаги, он достал уже отпечатанный приказ и зачитал его, не вставая с места:

«Для поиска пропавшего в районе стрелкового полигона военнослужащего первого взвода роты охраны и обеспечения рядового Дорошенко В. И. назначить поисковую группу. В составе: первого взвода роты охраны и обеспечения, командир — старший лейтенант Чалый Т. Г. Для обнаружения и уничтожения снайперских огневых точек моджахедов в районе стрелкового полигона привлечь оперативную группу в составе специальной мобильной группы майора Хмелева А. В.

Общее руководство операцией возложить на майора Хмелева А. В.»

Ах, вот оно, что! Приказик то давно был заготовлен. Это мы ещё на броне пыль глотали, а Белый голосом Левитана уже текст надиктовывал машинистке в узкой юбочке. Ну, спасибо, друг! В сердцах, пнув под столом сапог Белого, я спросил:

— В приказе нет ничего о сроках выполнения. Прошу уточнить.

— Срок — до 24:00 сегодняшних суток! — глядя мне прямо в лоб, ответил начальник штаба Десантно-Штурмовой Бригады.

— Но товарищ полк…

— А дальше искать, Саша, смысла уже не будет. Сам понимаешь, — ответил Пётр Иванович.

— Майор Хмелев, ваша группа уже предупреждена и ждёт на плацу возле штаба. Броня сейчас подойдёт, ГАЗ-66 и «УРАЛ», те, что вывозили взвод на стрельбы, прогреваются. В столовую вы лично не успеете, обед для вас накрыт в моём кабинете.

Ну, вот! А то «…общее руководство… возложить»! Ты накорми, а потом возлагай! Ну, и не жмись… одну! Ну, одну!

На обед мне отвели двадцать минут. Я запротестовал и выпросил ещё двадцать, чтобы хоть бельишко поменять и кое-что прополоскать и проветрить. Пётр Иванович молча кивнул в знак согласия и ещё раз придирчиво посмотрел на мои неуставные замшевые сапоги. Небось, тоже мечтает о таких.