Александр Архипов - Бог с нами, братья!

— Есть, понял, — коротко ответил взводный.

— Так, что имеем в сухом остатке? Один ликвидирован, двое ушли вправо в ловушку Зверя. Ещё трое где-то болтаются. С пленным они быстро не пойдут, — рассуждал я.

— А тут они уже выбирать будут. Пленного тащить и рисковать, что их догонят или избавляться от обузы и, пользуясь знанием местности, будут стараться уйти, — развил мою мысль Донец.

— Хорош умничать. Думаю, они решили разделиться. Если эти пошли вправо, то вторая тройка по логике пойдёт влево. А сними и наш Дорох, — рубанул Боцман, — так, командир?

— Похоже, что так, Гриша. Поднимаемся цепью, снайпера на флангах. Парни, постоянный контроль в оптику.

Связались со Зверем. Оказывается, у них тоже был визуальный контакт с «духами». Видели троих, у второго номера в руках гранатомёт. Пленного Дорошенко никто не видел. И где этот потерпевший?

В наушниках радиостанции, не решаясь произнести первую фразу, засопел Чалый. На всякий случай поднимаю руку, зажатую в кулак. Останавливаем движение.

— Товарищ майор… пробачтэ… Товарищ Гвоздь, у нас снайпер. По нам открыл вогонь снайпер. Ранен в шею ефрейтор Паламарчук. Мы залегли.

— Лежи Чалый, пока лежи! Сейчас к тебе подойдут мои люди. «Дух» стреляет или уже нет?

— Стреляе… мы тоже стреляемо. О! Тики шо в мэнэ стрельнув!

— Понял тебя. Повторяю, ждите моих людей, — кричу в микрофон, жестом подзывая Боцмана.

— Гриша, бери Красного с Донцом и дуй к Чалому. Там у них снайпер объявился, не даёт головы поднять. Не рисковать!

— Всё понял, — коротко ответил Боцман, ткнув пальцем по направлению Красного и Донца.

— У нас ещё один «300-й», — на чистом русском отрапортовал Чалый, — но стреляет реже, падла, видно патроны кончаются.

— Боцман с группой пошли к вам. Всем ждать, — отвечаю, прибавляя темп.

Боцман почти успел. Снайпер Красный чётко среагировал на движение. Он в оптику, а Боцман в свой бинокль видели, как мечется в просветах между скальными выступами серая рубаха снайпера. Видели и как сначала ползли в его сторону, потом низко пригибаясь, к нему стали приближаться три бойца из взвода обеспечения. Снайпер не стрелял, дистанция между ними сокращалась. Конечно же, он их видел, этих трёх потных пацанов, в падающих на нос касках. Видел и не стрелял. А потом начался незапланированный дурдом! Резко вскочив, стреляя на ходу в сторону огневой точки снайпера, побежали три бойца. Боцман, послав подальше инстинкт самосохранения, запрыгнул на самый высокий валун и, стоя во весь рост, багровея лицом, заорал в их сторону:

— Стоять, сучьи дети! Куда вас понесло? Лежать, салаги!

Но до них было далеко и из-за трескотни автоматных выстрелов, прапорщика, конечно, слышно не было. Все трое скрылись за скалой, а через две секунды раздались два взрыва.

— Командир, давай к нам. Нужно твоё присутствие, — задыхаясь от быстрого бега и эмоций, прохрипел у меня в наушниках Боцман, — очень Гном нужен, есть для него работа.

Через десять минут я с нашими бойцами был на месте. Картина была жутковатая. В небольшом углублении между валунами лежало тело моджахеда, развороченное взрывами двух ручных гранат. В трёх метрах от него в неестественных позах лежали двое солдат взвода обеспечения без признаков жизни. Чуть дальше сидел раненый третий, откинувшись спиной на скалу. С ним уже работал санитар взвода. Наш Гном, быстро оценив характер ранений, сразу наложил жгут на плечо правой руки раненого. Тот был в сознании и орал в голос, закатывая от боли и страха глаза, видно укол промедола ещё не подействовал. Рядом стоял, с лицом белее ватмана, старший лейтенант Чалый. Он неотрывно смотрел на убитых солдат и нервно терзал свою выцветшую кепку. К раненому подошёл Боцман и, положив ему на голову свою большую тяжёлую ладонь, глядя солдату в глаза, громко сказал, чётко выговаривая слова:

— Боец! Хорош истерить, как на похоронах у Брежнева, ей богу! Звук потише сделай. Какого хрена побежали?

Боец неожиданно замолчал, дёрнул головой, посмотрел в сторону убитых товарищей и, всхлипнув, промямлил:

— Хотели перед дембелем медали заработать, товарищ прапорщик.

— Старший прапорщик, задница! Ты что мелешь, собака? Какие медали? — рванул за чуб раненого Боцман.

— Ой, та больно, дядько! Мыкола Данько казав, що у «духа» патроны закинчились. Давайте, говорит, его живым возьмём. На дембель наградят усих трёх. А то два года в Афгане, а наград нет… Дома ж спросят. Ну, и побежали, — заныл опять тоненьким голоском несостоявшийся герой.

Стало всё понятно. Красный проверил, магазин у снайперской винтовки душмана действительно был пуст. Снайпер был окружён, от того очень нервничал и стрелял крайне плохо. Нашим парням ещё повезло, что перед ними был стрелок не очень высокой квалификации. Видно, к тому же он был ранен, то есть ему было не уйти однозначно. И душман принял решение… Как там? Русские не сдаются? Значит, не одни русские. Получается, что и пуштуны…

Наши «герои» тоже приняли решение. Им по зарез нужны были медальки. Ну, а как же? Встречай село своих героев, встречайте, батько, сыновей! Слава Украине! Героям слава! Медальки то они заработали, только вот с цинковыми гробами в придачу. Жалко дураков.

Подошёл Красный, у него в руках была снайперская винтовка моджахеда. Не повреждённая.

— Командир, разреши с собой взять. Занятная «плётка». Итальянская «Беретта». Новая, на клейме — прошлый год выпуска. Я такую ещё в руки не брал. На базу приедем, в оружейке закроюсь и всю винтовку до винтика разберу. Кстати, на прикладе девять рисок. Одна свежая.

— Бери. Потом отчитаемся, как за трофей. Оптика, вижу, серьёзная. А, что до рисок… можно ему ещё две нарезать. 11:1 — не в нашу пользу, Красный.

К курившему в стороне Чалому подошёл Боцман, грубовато толкнул того в плечо и в приказном порядке гаркнул в ухо:

— Слышь, старлей! Выдели человек восемь — десять и спускай «200-х» и «300-х» вниз, к машинам. Только быстрей шевелитесь, нам до темноты закончить надо.

Чалый послушно кивнул и пошёл к своим, нервно озираясь на убитых. Я вызвал базу и доложил подполковнику Белкину расклад на это время. Начальник выслушал и повторил основную задачу: найти, освободить, обменять, выкупить, нарисовать… рядового Дорошенко Владимира Ивановича. А иначе… А иначе: не сносить, даже не мечтать, навсегда забыть и распрощаться… Вобщем, всем — жопа! Да, мы в ней с декабря семьдесят девятого, Вадик!

Подбежал радист, тыча в меня наушниками. Оказывается, «большая» рация поймала истосковавшегося по связи с любимым командиром Зверя, штурмующим северный склон.

— Гвоздик, я Зверь. Поднялись практически к вершине. По дороге попадались то ли пещеры, то ли гроты. Я, что думаю… если это гроты, то где у них второй выход? Понимаешь меня, Гвоздик? Куда душманский народ подевался? Может где-то в темноте отсиживается?