Александр Архипов - Бог с нами, братья!

У самой тропы, в начале наших огневых позиций, Боцман воткнул срубленный зелёный куст, а на большой валун положил приметный белый камень. Это наши ориентиры. Чуть дальше, метров в пяти, на тропе сапёры прикопали пару ПМНок (противопехотная мина нажимного действия). Это «конечная остановка».

Авангард каравана поравнялся с нами. Смотрю на радиста. Тот медленно закрыл рот и глаза. А глаза зачем? На «папу» надеешься? Дурко. Рассматриваю в бинокль моджахедов, идущих впереди каравана. Самый первый идёт пацанёнок лет 10–12 на вид, тянет на накрученной вокруг руки верёвке часто переступающего копытцами ишака. «Не понятно кто к кому привязан?» — подумал я. Мальчишка шаркает по щебню тропы стоптанными, размера на три — четыре больше, кроссовками без шнурков. Это чтобы не убежал, что ли? Одет в старый засаленный халат, подпоясанный такой же верёвкой, на какой ведёт ишачка. На голове чалма не чалма… накрученная грязная тряпка. В свободной руке кусок сухой лепёшки. Ест. Иногда перепадает и ушастому приятелю. Ишак тянет за лепёшкой морду, от возбуждения раздувая ноздри и прижимая к шее длинные уши. Так и идут себе…

Они идут, оторвавшись от основной группы вперёд, метров на двадцать пять. Обращаю внимание, что в сумках на спине ишака большие полупрозрачные пластиковые канистры, в которых болтается, раскачивая ишака, мутная вода. Видимо водовоз, оружия нет. В голове основного каравана двое душманов с «калашами» на сгибе локтя. Похоже командиры. Внимательно смотрят по сторонам, у одного из них бинокль. Осматриваются, придерживая ишаков основной колонны, соблюдая дистанцию с «водовозом». Наверняка осторожничают в связи с потерей связи со своей разведкой.

— Сапёр…, — горячо выдохнул мне в ухо Боцман, капая мне за воротник потом.

Согласно киваю. Душманы туповатые и неусидчивые к обучению, поэтому профессионально работающих сапёров у них было мало. Хотя миноискателей различного профиля производства США, Италии и Китая было много. Учились этому делу плохо или совсем не учились и действовали по-своему. Как сто лет назад. Гнали впереди караванов на миноопасных участках отару овец или связывали группой наших истерзанных пленных бойцов… А когда не было ни того, ни другого, ставили впереди каравана вот такого, ничего не подозревающего, камикадзе с лепёшкой в руке. Наши парни-сапёры ставили мины, выставляя нагрузку 23–25 кг. Хватало. «Несработок» практически не было.

Цок — цок… Ползёт караван. Цок — цок… Из вьючных мешков, как иголки у ёжиков, торчат трубы РПГ. Цок — цок… Интересно, а чьего производства? Наши или Китай? Цок — цок… Лучше бы Китай, не так обидно. Ещё метров десять и вся эта верблюжье-ишачья кавалькада практически идеально зайдёт в наш «мешок для подарков».

Остановились. В чём дело? Засекли, мать твою…? Лежим мордой в камни… Смотрю в щель между валунами. Стоит первый мальчишка и смотрит на наш куст — ориентир. Ему что-то кричат из основной колонны. Он оборачивается и отвечает, показывая пальцем на куст. Беззвучно матерится Боцман, приваливаясь ко мне и закрывая лицо руками. Начинаю понимать, что воткнутый зелёный куст стоит уже четвёртый день, листья пожухли и поникли. А перед нашим приходом в горах два дня лил дождь. С каких это дел кустику сохнуть? Это и привлекло внимание внимательного мальчишки. Вот охламон! Это я о Боцмане. Надо срочно принимать решение. К первым душманам подходят ещё трое. Совещаются, настороженно вглядываясь в скалы. Смотрю в бинокль на Зелёного, тот в прицел СВД на меня. Жутковато. Поймёт? Приставляю две ладони выше своей головы, потом большим пальцем показываю вниз.

Понял! Через секунду выстрел снайпера почти слился со звонким щелчком подствольника Боцмана. Первый ишак упал на колени и ткнулся мордой в щебень. Мальчишка от рывка верёвки упал на него сверху. Граната из подствольника Боцмана разорвалась прямиком под ногами первой пятёрки, остальное «доделал» пулемётчик Зверя. И началось! Меня всегда удивляло, как быстро во время боя заканчивался первый рожок, и как бесконечно долго работал второй.

Слышал, как дико, по-звериному, орал, стреляя, встав почти в полный рост, Боцман. Видел, как горным архаром, с тремя бойцами скачет с камня на камень Зверь, преследуя удирающих «афганских львов», крича на бегу Шубе:

— Андрюха, прикрой!

Видел, как с грохотом разорвалась граната РПГ недалеко от позиции Донца. Заметил, как, почти не пригибаясь, в сторону разрыва метнулся, на ходу снимая сумку с красным крестом, наш фельдшер Гном. Я всё видел! Кроме одного. Я не видел, как поднялся с колен, что-то кричал и тянул за верёвку, пытаясь поставить на ноги своего хрипящего на издыхании друга-ишачка мальчишка. А ещё я не видел, как поднялся из своего укрытия и начал спускаться вниз к мальчишке наш прапорщик Али Иванович.

Уже почти закончилась стрельба, только где-то в километре трепанули эхом две короткие очереди. Это Зверь поставил точку. Догнал, значит. Этот не упустит.

— Смотри, — толкнул я Боцмана.

— Али, стоять! Стой, сволочь! — заорал Боцман во всю свою лужёную глотку.

Но тот не слушал, спускаясь к рыдающему мальцу. Ишак перестал хрипеть, его ноги вытянулись в агонии, шкура в последний раз натянулась на рёбрах от хриплого вздоха. Мальчишка в голос выл, размазывая слёзы, смешенные с дорожной пылью и серыми ворсинками шерсти ишака. К нему спускался Али и что-то быстро-быстро говорил на своём… Вдруг мальчишка замолчал, выпрямился, сунул правую руку под халат и достал пистолет ТТ. Ого! Али приостановился, медленно снял с шеи автомат и положил его на валун. Ни один мускул на лице не дрогнул у нашего Али-бабы. Только в эти щёлочки глаз разве заглянешь? Не увидеть, что там. Жалость, сострадание, боль? Мальчишка вытер нос грязным рукавом халата и направил пистолет в сторону нашего переводчика. Пистолет был тяжёлым, рука дёргалась и тряслась от напряжения. Хрущёв остановился метрах в десяти, но продолжал говорить что-то спокойным, убаюкивающим голосом. Почувствовав движение слева, я жёстко сказал:

— Отставить, Боцман!

А тем временем Али продолжал что-то убеждённо говорить тихим голосом, улыбался и с поднятыми руками медленно приближался к маленькому проводнику. Мальчишка уже не плакал. Он со злобой и ненавистью смотрел в лицо нашего Али-бабы. Пистолет то поднимался на уровень головы прапорщика, то опускался вниз, к животу. Потом юный душман присел, погладил на прощанье морду своего мёртвого вислоухого друга, всхлипнул и что-то громко крикнул в сторону нашего прапорщика.

Два одиночных пистолетных выстрела прозвучали так неожиданно и неуместно, что инстинкт самосохранения не успел дать команду моему мозгу на ответное действие. Медленно, с глухим стоном, откинувшись спиной к валуну и, держась руками за живот, оседал прапорщик Али Иванович Хрущёв, спиной оставляя жирный кровавый след на камне.