Бенито Гальдос - Кадис

– И что объявляется разделение власти… [58] Имеется в виду присущее конституционному строю разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную. не помню, он как-то чудно это назвал.

– Что регенты – представители короля или исполнительной власти – обязаны принести присягу.

– И что все должны печься о благе государства. Это самое лучшее из всего сказанного, остальные слова лишние.

– Вы только послушайте, дорогая, как они зашумели.

– Сейчас начнется обсуждение. Наш попик вызвал целую бурю. Как его зовут?..

– Дон Диего Муньос Торреро.

– Кажется, он опять берет слово.

В самом деле, в поддержку своих предложений Муньос Торреро произнес вторую речь.

– Теперь мне еще больше понравилось, гораздо больше, сеньора графиня, – сказала сеньора Сисньега. – Право, я бы сделала его епископом. Все, что он сказал, справедливо и разумно, не правда ли?

– Да, кортесы приказывают, а король повинуется.

– Раз кортесы – «суверенитет нации», выходит, что правительство нашего королевства находится здесь, в театре.

– Теперь очередь Аргуэльеса. Что мне особенно нравится, дорогая моя, так это то, что все выражают свое полное согласие. Дело, пожалуй, обойдется без споров.

– Поначалу дело идет гладко. Заметьте, это всего лишь первое действие.

– Вот заговорил Аргуэльес.

– О, замечательно! Много ли найдется ораторов, умеющих выражаться так изящно, непринужденно и вместе с тем величественно? Его проникновенная речь удивляет и чарует, всем своим видом и голосом он одинаково ласкает и зрение и слух. Я не могу глаз от него оторвать.

– Ни с чем несравнимо! – с восторгом воскликнула донья Флора. – Что ни говорите, а это отличная мысль ввести у нас в Испании подобное новшество. Наконец-то раскроются все плутни, которые вершились правительством, да и свора бездельников сильно поредеет.

– Боюсь, здесь больше блеска, чем пользы, – возразила графиня. – В ораторах недостатка не будет. Нынче все научились красно говорить. Но дело делать потруднее, чем языком болтать.

Таким образом шло обсуждение речей, последовавших за выступлением Муньоса Торреро и затянувших заседание допоздна. В театре зажглись огни. Забыв об усталости, обе дамы до ночи не покидали своих мест, увлеченные, подобно другим зрителям, красочной сценой, которая ныне всем приелась и никого больше не волнует, а в те времена будоражила воображение. Произнесенные в тот день речи оставили в умах людей неизгладимый след. Можно ли их забыть? Даже теперь, после того как передо мной прошло столько выдающихся ораторов, мне все еще кажется, что депутаты, выступавшие в день открытия кортесов, были самыми замечательными, красноречивыми, суровыми и правдивыми изо всех, кто когда-либо докучал своим словом нашей матери-Испании.

Как ясно все было в тот день! И какой мрак окутал потом это собрание – попеременно то театр, то церковь, то зал [59] С момента созыва кортесов (сентябрь 1810 г.) до февраля 1811 г. они заседали в театре «Колисео» на острове Леон, затем переехали в кадисскую церковь Сан-Фелипе Нери, где и была провозглашена Кадисская конституция 1812 г. В январе 1814 г. кортесы заседали в концертном зале Мадрида. Специальное здание для кортесов было построено в испанской столице лишь в 1850 г. , – ведь суверенная нация нескоро получила свой собственный дом. Прекрасным был твой первый день, о новый век! Попытайся и свой последний день провести не хуже.

Поздней ночью по трибунам прошел шепот. Регенты должны принести присягу, так постановили кортесы. То был первый гордый шаг суверенной нации, жаждавшей, чтобы перед ней склонились те, кто воплощал власть короля. В ложах шептались: «Они не принесут присяги» – и слышались возражения: «Еще как принесут».

– Я думаю, одни присягнут, а другие нет, – сказала Амаранта. – Власти пытались привлечь на свою сторону народ и армию, но ни там, ни тут не достигли успеха. У кого хватит мужества, тот пошлет кортесы к черту. Слабые духом будут на коленях ползать по этой сцене, где еще не успели отзвучать голоса комедиантов Кероля и Карамбильи [60] Кероль, Карамбилья – комические актеры, выступавшие на подмостках того театра, в котором открылись заседания кортесов. , они поцелуют скамью, на которой восседает тот молодящийся старец, – если не ошибаюсь, это дон Рамон Ласаро де Доу [61] Рамон Ласаро де Доу (1742–1832) – известный испанский юрист и литератор, в прошлом каноник Барселонского собора. Первый председатель Кадисских кортесов. .

– Пусть присягнут, и все обойдется мирно, без спора. Слышите шум внизу?

– Шумят и на галерке. Народ полагает, что на сцене идет комедия Кастильо [62] Кастильо Хуан дель – драматург, описывавший в веселых комедиях – сайнете – нравы и обычаи жителей Кадиса. «Дом по соседству», и хочет принять участие в спектакле, не так ли, Арасели?

– Да, сеньора. И этот новый актер, который сует нос куда не следует, наделает кортесам кучу неприятностей.

– Народ требует привести их к присяге, – сказала донья Флора.

– А вскоре потребует накинуть им на шею веревку и повесить вместо декораций.

– Там, за стенами театра, настоящая буря.

– Те, что сейчас вышли на сцену, кажется, и есть регенты.

– Совершенно верно. Видите, Кастаньос [63] Кастаньос Франсиско Хавьер (1756–1852) – прославленный испанский генерал, победивший французов при Байлене, член Регентского совета. и старик Сааведра [64] Сааведра Франсиско де (1746–1819) – испанский политический деятель и экономист, член Регентского совета. .

– А за ними идут Эсканьо [65] Эсканьо Антонио де (1750–1814) – испанский морской офицер, член Регентского совета. и Лардисабаль [66] Лардисабаль-и-Урибе Мигель (1750–1832) – юрист и политический деятель, консерватор. Представлял в Кадисских кортесах испанские колонии в Америке. .

– Как! – удивилась графиня. – Лардисабаль тоже присягает? Да ведь этот упорный и непреклонный враг свободы хвастался направо и налево, что заткнет кортесам рот.

– И все-таки он присягает.

– В Испании все потеряли совесть… Но где же епископ де Оренсе?

По галерее пронесся ропот:

– Епископ де Оренсе отказался.

В самом деле, епископ де Оренсе не пожелал принести присягу. Остальные четыре регента проявили покорность, хоть и неохотно. Общественное мнение было настроено против них. Заседание закрылось, народ стал расходиться, обсуждая по дороге событие, завершившее торжественный день. Почти все говорили:

– Упрямый старикан не пожелал присягать. Но хочешь не хочешь, а присягать придется.

– На виселицу старика! Не подчиниться постановлению о присяге, которое наверняка будет называться «Законом 24 сентября», – значит, превратить кортесы в пустую забаву.