Бенито Гальдос - Кадис

– И прекрасно сделал. Трудно себе представить, что существуют такие безумцы… Перед чтением молитв сеньор Остоласа объяснил нам, что подразумевается под «суверенитетом нации». Мы пришли в ужас, правда, дети?

– Да сохранит нас Боже! – воскликнул я. – А теперь передают втихомолку, будто мы получим так называемую свободу печати, другими словами, всякий зловредный человек сможет писать все, что ему вздумается.

– А еще надеются победить французов.

– Эксцессы наших политических деятелей, – произнес Остоласа, – намного превзойдут злодеяния французских революционеров. Попомните мое слово.

В тот день я хорошо рассмотрел этого человека, который позднее, во время второго конституционного периода, играл такую большую роль в камарилье [71] Вторым конституционным периодом называют период второй испанской революции (1820–1823), когда Фердинанд VII был вынужден вновь провозгласить Кадисскую конституцию 1812 г. Камарильей (от слова сатага – комната) – называли небольшую группу ближайших советников Фердинанда, реакционеров и мракобесов. ; то был толстяк с круглым, красным и лоснящимся лицом; наглый взгляд, визгливый голос и размашистые жесты дополняли его облик. Рядом с ним сидел Тенрейро, также депутат, священник из Альхесираса, с претензиями на юмор, общепризнанный острослов, хотя такой славе способствовала не столько острота его суждений, сколько манера пришепетывать; тщедушный с виду, завзятый чудак, он был поочередно то яростным демагогом, то крайним монархистом; не усвоив ни знаний, ни твердых принципов, он не обладал никакими талантами, разве что умел играть на органе, да и то весьма посредственно. Третий – дои Пабло Вальенте [72] Пабло Вальенте-и-Браво (1740–1817) – испанский политический деятель, депутат Кадисских кортесов, консерватор. – не был чудаком, напротив, он умел говорить и держать себя вполне корректно.

Отвечая Остоласе, я произнес со всей торжественностью, на которую только был способен:

– Да сжалятся небеса над нашей несчастной нацией и да вернут они нам возможно скорее нашего обожаемого монарха дона Фердинанда Седьмого! [73] Фердинанд VII с 1808 по 1814 г. находился во Франции, куда его приказал увезти Наполеон.

При имени короля я так низко склонил голову, что едва не ткнулся носом в колени.

– Ходят слухи, – заметил Тенрейро, – что епископа де Оренсе будут судить.

– Они не посмеют, – возразил Вальенте, доставая свою табакерку и предлагая присутствующим ароматный табак.

– Чего только они не посмеют, сеньоры, чего только не посмеет этот беспринципный сброд философов и безбожников! – воскликнул я, поднимая глаза ввысь.

– Сеньор офицер, – сказала мне донья Мария, – это, безусловно, ваша вина, вина военных, что кортесаны, как я их называю, так зазнались. Говорят, регенты пытались опереться на армию, чтобы совершить государственный переворот, но армия отказала им в поддержке.

– Склонившись перед чернью, – заметил Остоласа, – армия допустила ошибку.

– То, что не свершилось, – произнес я пророческим тоном, – свершится. – Обведя взглядом общество, я еще и еще раз твердо произнес: – Свершится.

– Будь все такими, как ты, Габриэль, – сказал мне дон Диего, – мы уже давно покончили бы с этим невыносимым положением.

– Заседания кортесов продлятся вплоть до будущего месяца, сеньор де Вальенте? – спросила графиня де Румблар.

– И даже дольше, сеньора, – ответил Остоласа. – Если только французы, прослышав о наших распрях, не наберутся смелости, чтобы ворваться в Кадис и стереть нас всех в порошок. Верьте моему слову: суверенитет нации, с одной стороны, и свобода печати, с другой, – это два ядра со смертоносными зарядами, которые причинят нам больше опустошений, чем сам Вильянтруа [74] Вильянтруа – офицер, командовавший артиллерией французских войск, осаждавших Кадис в 1810 г. .

– Кабальеро, – протянул я расслабленным голосом, – я постараюсь удержать в памяти ваше изумительное и точное сравнение.

– Сожалея об этих заблуждениях, мы здесь не принимаем политику близко к сердцу, – проговорила хозяйка, обращаясь ко мне. – Друзья, собираясь в моем доме, делятся мнениями о дурном правительстве и о ничтожных философах. Что касается меня, то я занята лишь предстоящим браком моего дорогого сына и религиозным воспитанием моей дочери, – при этом она указала на Асунсьон, – которая в недалеком будущем вступит в монастырь реколеток, следуя своей твердой и непоколебимой склонности. Вот занятия, которые наполняют радостью мою угасающую жизнь; им я безраздельно посвящаю все свои силы.

Асунсьон потупилась, а Пресентасьон подняла глаза, желая на моем лице прочесть, какое впечатление произвели на меня слова их матери.

– Вы позвали Инес? – спросила донья Мария. – Диего, твоя будущая супруга, без сомнения, недовольна твоим дурным поведением и недостатком внимания. Тебе необходимо исправиться. Сейчас, когда она войдет, ты должен в нежных выражениях высказать ей свое намерение никогда больше не причинять ей огорчений, уходя из дому в те часы после полудня, которые я отвела на ваши совместные беседы или чтение назидательных стихов и басен. Я, сеньор дон Габриэль, – тут донья Мария снова обратилась ко мне, – не люблю держать молодежь взаперти. Я понимаю, что к мальчикам надо относиться терпимо, особенно когда они достигают известного возраста. Нынешние времена – не в пример прошлым – требуют, чтобы юноши и девушки пользовались в семье известной свободой. Вот почему я разрешаю невесте моего сына появляться по вечерам в гостиной и беседовать на мирские темы с положительными и разумными людьми. Ежели молодая девушка призвана жить в свете, украшая своим присутствием аристократический дом, ее не следует воспитывать так замкнуто и сурово, как ту, которой суждено остаться в девицах и провести жизнь в тесном домашнем кругу или избрать своей целью служение Богу, участь наиболее достойную и добродетельную. Обе мои дочери совершенно счастливы, они не жаждут ни балов, ни прогулок, ни театра. Я не враг развлечений; не подумайте, что я лишь перебираю четки и заставляю детей весь день читать молитвы или докучаю им рассказами из священной истории. Ничуть. В нашем доме разрешается – с должной умеренностью, конечно, – говорить на светские темы. Порой мне даже приходится призывать к порядку и прекращать обмен мнениями по вопросам теологии, ибо лорд Грей, который нас часто посещает, любит весьма непринужденно беседовать на самые деликатные темы.

– Так, например, вчера вечером он вздумал утверждать, – не вовремя вмешался в разговор дон Пако, – что для него непостижима тайна воплощения, и он попросил сеньориту Асунсьон объяснить ему сей вопрос.