Бенито Гальдос - Кадис

Не в добрый час открыл дон Пако рот. Над головой его мгновенно вырос лес рук и кулаков. Пресентасьон крикнула:

– Они убьют бедного дона Пако!

Несчастный выскочил в дверь, вернее говоря, его вытолкали, и весь клубок – мстители и их жертва – очутился на улице. На трибуне сразу стало свободнее, и нам удалось выйти вслед за волной людей, против воли покидавших заседание. Мы жаждали выручить учителя из беды, но он уже был для нас недосягаем. По счастью, ни у кого из преследователей не оказалось с собой оружия, но локти и кулаки причинили бедняге немало вреда. Преследуемый врагами, он быстро скатился вниз по лестнице, спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь.

К нашему великому огорчению, огромная толпа народу отделяла нас от бедняги, казалось, людскому потоку, хлынувшему вниз, не будет конца. Когда же мы выбрались наконец на улицу, дона Пако и след простыл. Тщетно озирались мы по сторонам и расспрашивали прохожих – никто ничего толком не знал. Одни говорили: «Его втолкнули в церковь», – другие уверяли: «Его вытолкали на улицу».

– Что делать, вот беда! – сокрушалась Пресентасьон. – Куда делся бедный дон Пако? Придется мне возвращаться домой одной или с вами.

На улице тоже кишела толпа, среди которой я заметил нескольких подозрительных субъектов из тех, что вырастают словно из-под земли при каждом народном волнении и готовы бросить на весы политических схваток если не свой авторитет, то хотя бы свою дубинку. Несчастный Тенрейро, несчастный Остоласа! Какая овация ожидала их на улице! Братство дубинки, правда, не так старо, как мир, но уж давно не ново.

– Идемте на поиски бедняги дона Пако, – твердила моя прелестная спутница. – Неужто мне придется возвращаться одной?.. Что я скажу дома?.. Куда делись сестра и Инес?.. О сеньор де Арасели, уж лучше бы земля разверзлась и поглотила меня!

Наконец какой-то солдат сообщил нам о судьбе злополучного наставника:

– Его увели четверо парней.

– Но куда, не знаете ли вы, куда?

Солдат только пожал плечами и устремил взгляд на дверь церкви Сан-Фелипе, откуда выходили депутаты. По счастью, благодаря вмешательству дона Хуана Марии Вильявисенсио [107] Хуан Мария Вильявисенсио-и-Ласерна (1755–1830) – в описываемое Гальдосом время – губернатор города Кадиса. , те, что готовили угощение для Тенрейро и Остоласы, не смогли перейти к осуществлению своих замыслов; однако они еще долгое время провожали обоих героев пронзительным свистом и градом ругани.

– Пресвятая Дева! – повторяла Пресентасьон. – Куда же они делись?.. Уйдем отсюда поскорее. Вот выходит сеньор де Остоласа… Он непременно узнает меня.

Мы пошли по улице Сан-Хосе, чтобы свернуть на улицу Хардинильо, но так и не укрылись от взора Остоласы, который издали окликнул нас и заставил остановиться.

– Дорогая сеньора, – начал коварный священник, – что это значит?.. Вы на улице с этим юнцом… Сеньора графиня умерла бы…

– Ради Господа Бога и Пресвятой Девы! – воскликнула девушка, заливаясь слезами. – Сеньор де Остоласа… не говорите матушке. Я все вам объясню… Мы вышли пройтись и потеряли друг друга… Только не говорите матушке. Ах, сеньор де Остоласа, у вас доброе сердце, разве вам не жаль меня?

– Мне и в самом деле жаль вас, сеньорита.

– Я хочу сказать… Проводите меня домой… Друг мой, – тут девушка постаралась принять веселый вид, – я слышала вашу речь, она мне так понравилась… Как прекрасно вы говорите, как прекрасно!.. Я с таким наслаждением…

– Хватит льстить, – сказал священник и, поглядев в мою сторону, добавил: – А вы, сеньор военный-теолог, каким образом вам удалось выманить сеньориту из дому?

– Я не выманивал сеньориту из дому, – возразил я, – а вызвался проводить ее, потому что она оказалась одна на улице.

– В толпе мы потеряли друг друга, дон Пако и я… то есть они потерялись.

– Понятно, понятно. Знаете, сеньор офицер, – сказал он, – бросая на меня косой взгляд, – прежде чем поставить в известность донью Марию, я обращусь к правосудию.

– Знаете что, сеньор клерикал, любитель вмешиваться в чужие дела, – ответил я, – если вы не уберетесь тотчас же с моих глаз, я вас научу вести себя достойно и не совать свой нос куда не следует.

– Понятно, понятно, – отпарировал он, и его отвратительная физиономия стала красной, как охра, а глаза нагло уставились на меня. – Ступайте, голубки, своей дорогой. Прощайте…

Он быстро зашагал прочь, и, когда мы потеряли его из виду, Пресентасьон сказала со вздохом:

– Он назвал нас голубками, считает нас женихом и невестой, которые тайком убежали из дому… Что я теперь скажу матушке, когда она увидит меня с вами? Надо придумать что-нибудь посложнее и поостроумнее.

– Самое лучшее рассказать все начистоту. Это произведет на сеньору лучшее впечатление, чем выдумки, которыми вы собираетесь обмануть ее.

– Начистоту? Да вы с ума сошли! Пусть меня убьют, а правды я не скажу… Идемте скорее… Может, сестра и Инес уже успели вернуться. Царь небесный! Что, если они соврут иначе, чем я?..

– Вот потому-то лучше всего сказать правду.

– Об этом и думать нечего. Матушка убьет нас… Послушайте, как вам понравится такой план: я вхожу, заливаясь слезами…

– Плохо.

– Ну, так я падаю в обморок и говорю, что вы хотели коварно похитить меня.

– Еще того хуже. Скажите, что вы потеряли друг друга, что вам встретился лорд Грей…

– Имени англичанина я ни за что не произнесу, ни за что!

– Почему?

– Потому что называть сейчас дома имя лорда Грея – это все равно, что назвать самого дьявола.

– Причина мне ясна: одна из вас трех любит лорда Грея.

– Ах, что вы говорите! – воскликнула Пресентасьон в сильном смущении. – Мы…

– Вы, например.

– Нет, ни я, ни сестра.

– Мне известно, что сеньора Инесита с ума по нему сходит.

– О! Да… она сумасшедшая, сумасшедшая!.. Боже мой, мы уже пришли… я едва жива!

Свернув за угол и подойдя к дому, я поднял глаза и за окнами крытого балкона различил сперва зловещий силуэт, потом два страшных ока, разделенных тонкой горбинкой орлиного носа, и наконец – огонь негодования, сверкнувший в этих очах. Пресентасьон тоже узнала мать и едва не лишилась чувств.

– Матушка видела нас, сеньор де Арасели, – сказала она, – бегите, скройтесь, пока не поздно.

– Поднимемся наверх, скажем правду, это спасет нас обоих.

В коридоре Пресентасьон упала на колени перед матерью, которая вышла нам навстречу, и воскликнула, задыхаясь:

– Матушка, простите меня, я ни в чем не провинилась.

– Поздно же ты возвращаешься домой… А где же дон Пако и твои спутницы?

– Матушка, – продолжала в смятении девушка, – мы гуляли по валу, вдруг падает бомба и разрывает на части дона Пако… нет, не совсем на части… но мы бежим, теряем друг друга, я лишаюсь чувств…