Хэмптон Сайдз - Царство льда [litres]

Их выживание зависело лишь от них самих. Как выразился Даненхауэр, они должны были в буквальном смысле «трудиться во имя жизни». Делонг понимал, что «при движении на юг они в конце концов выйдут к открытой воде». На несколько месяцев им предстояло стать животными и по 12 часов в день тянуть лямку. Но шесть человек были слишком слабы для этого – симптомы отравления свинцом до сих пор не прошли, из-за чего моряки были «ни на что не годны». Некоторые из больных могли идти самостоятельно, если им не приходилось ничего нести или тащить за собой, но другие не могли ступить и шага – их нужно было везти на больничных санях. Хуже всех себя чувствовал Чипп. Он был так измотан, что не мог ни одеться, ни подняться на ноги. Накачивая его бренди и опиумом, доктор Эмблер замечал, что Чипп «мучился от боли и спазмов и не мог найти покоя… Все обстоятельства против него… Он бледен, его пульс едва прощупывается».

«Как же нам его вытащить? – вопрошал Делонг, тревожась о своем старом друге Чиппе. – Прошлой ночью он беспрестанно стонал и ворочался. Я очень сильно за него переживаю».

Делонг понимал, что у них очень мало времени на то, чтобы достичь цели: провизии у них было всего на шестьдесят дней. После этого они могли выиграть еще несколько недель, съев собак. Но не более. Помимо ограниченного количества пищи, ограничено было и число теплых дней арктического лета. Капитан Делонг знал, что им нужно во что бы то ни стало до прихода зимы добраться до Сибири. Им предстояла борьба со временем и с доступными калориями – двигаться нужно было быстро, но эффективно. Но при такой слякоти это было невыполнимо. «Наши перспективы, – с поразительной сдержанностью написал Делонг, – весьма незавидны». Он гадал, когда исчезнет присущее всем его морякам чувство юмора.

Его опорой был Мелвилл. Делонг понимал, что ему не совершить ледовое паломничество без него. Механик был тверд и рассудителен, не раз доказывал свою бесконечную преданность делу и, казалось, обладал неисчерпаемыми ресурсами гибкости. Болезни обходили его стороной, и никто не слышал из его уст ни единой жалобы. Делонг во всем полагался на Мелвилла и без лишних слов писал в своем дневнике: «Пока он таков, какой есть – сильный и здоровый, – я не пропаду».

На борту «Жаннетты» моряки никогда не голодали. Два года их рацион был достаточно обилен и разнообразен, чтобы удовлетворить каждого. Теперь, на льду, он сократился до двух продуктов. У них был говяжий экстракт Либиха, который они ели в качестве теплого бульона, как консоме, и пеммикан – питательная смесь вяленого мяса, ягодного пюре и животного жира, которая последние несколько десятилетий служила отличным подспорьем для многих исследовательских экспедиций. Пеммикан был калорийным и сытным, он годами не портился, мало весил, не требовал особенных условий хранения и редко списывался за негодностью. Но он быстро всем надоедал. Делонг с отвращением записал, что пеммикан стал им «рыбой, мясом и птицей». Его липкое, соленое однообразие казалось тошнотворным. Он прилипал к небу и застревал на зубах и языке. Он вызывал вздутие живота и газы. Он пачкал руки и пальцы. Он был повсюду, на них и внутри них, они и сами превратились в ходячий пеммикан.

Помимо того, пеммикан, как бы это ни было неприятно, приводил к запорам. Он закупоривал пищеварительный тракт, подобно цементу, и прочно бетонировал кишечник. Возле лагерных печей не раз поднималась тема сравнительной копрологии. Врачебное достоинство доктора Эмблера подрывалось с каждым днем – фактически его деятельность свелась к распределению слабительного, рыбьего жира и медицинских свечей. Медицинские журналы Эмблера вскоре запестрели чудесными записями: «Лаутербаху утром стало лучше, кишечник полностью очистился… Алексей сегодня чувствует себя достаточно хорошо, кишечник очистился… У меня самого один раз из кишечника вышла кровь…»

Весь этот пеммикан также заставил моряков, как никогда, страдать по еде. Они с теплотой вспоминали довольно простые, но чудесные в сравнении с нынешними обеды на «Жаннетте». Сидя возле походных печек и выковыривая остатки пеммикана из зубов, они вдохновенно рассуждали, какой пир закатят по возвращении домой. Чипп мечтал о печеной куропатке на хрустящем хлебе. Делонг не переставал думать о жареных устрицах. Ньюкомб вздыхал по тыквенному пирогу. Остальные вспоминали поросячьи щечки с овощами, вареную кукурузу, рубленое мясо и лакомые десерты. Мелвилл представлял запеченную утку – он даже рассказывал, как именно ее приготовит, и моряки тут же принимались обсуждать «роскошь есть именно те куски, которые сами выберут, каждый на свой вкус – ах!».

Кроме плохого питания, моряки страдали и от более досадной проблемы – постоянной сырости. Лето вступало в свои права, и арктический мир постепенно таял. Просохнуть полностью не удавалось никогда. Кожа моряков сморщилась от влаги и отходила слоями. Спальные мешки стали похожи на папье-маше. При каждом шаркающем шаге из их сапог выливалась вода. Подошвы из сыромятной кожи, по словам Мелвилла, стали такими мягкими, что «достигли консистенции свежего рубца». Когда моряки пытались поспать, тепло их тел растапливало рыхлый снег под прорезиненными одеялами, из-за чего они оказывались в лужах холодной воды. Доктор Эмблер писал, что после «сна в мокрой одежде в мокром спальном мешке на мокром льду наутро ноют все кости и мышцы». «Сегодня, – продолжал он, – я даже вздохнуть без боли не смог».

По иронии судьбы именно в дни столь суровых лишений в одном из мешков с кофе Старр нашел написанную от руки записку, которую в сложившихся обстоятельствах сочли злой шуткой работника, весной 1879 года укладывавшего груз в Нью-Йорке. Усмехнувшись, Старр прочитал послание вслух: «Настоящим хочу пожелать вам успеха в вашем великом предприятии. Надеюсь, читая эти строки, вы вспомните об уютных домах, которые вы покинули в стремлении помочь науке. Если удастся, черкните мне пару строк. Мой адрес: Дж. Дж. К., Бокс-стрит, 10, Нью-Йорк».

Затем возникла новая проблема: с собаками что-то было не так. Сначала симптомы проявились у Джима, который бежал в упряжке и вдруг зашелся в судорогах. Его отстегнули, и он некоторое время лежал на снегу, корчась от боли и дрожа крупной дрожью, хотя день был ясным и теплым. Через несколько дней то же самое случилось с Фокси, которого вскоре обнаружили в луже воды. Том пережил другой приступ. Словно в дурмане, он на несколько минут потерял ориентацию. Затем он пришел в себя и внезапно в слепой ярости набросился на своего соседа по упряжке, Волка.

Делонг не понимал причин недуга. Может, проблема была в их корме? Или корма было слишком мало? Может, их поразила инфекция? Или они слишком устали? Как бы то ни было, он не мог отказаться от использования такого большого количества собак, ведь и так уже потерял достаточно. Некоторые псы оказались такими злыми и склочными, что их пришлось признать бесполезными, пристрелить и скормить их собратьям. Один из лучших псов, Джек, которого любили все моряки, временно был выведен из упряжки, чтобы залечить надорванную спину. Однажды при суматошной переправе на льдине через широкую полынью Джека случайно забыли. Его исчезновение заметили только через несколько часов, и Делонг счел слишком опасным возвращаться на его поиски. С тех пор Джека больше не видели.